– Новодонская теперь называется бульваром Коваленко, – попытался успокоить ее муж. – Учитывая привычки аборигенов, думаю, девять десятых из тех, кто видел Анну, давно спились, а выжившие забыли, как их самих зовут.

– Светка-то опознала Ванечку, – напомнила ему супруга, – по родинкам. Вдруг еще кто-то таким же глазастым окажется? Телефон она свой дала, сказала, хочет зубы лечить.

– Забудь! – буркнул муж. – Я с ней разберусь, она к нам никогда не сунется. Конец разговорам! Завтра же отвезу парня в свою клинику, пусть ему эти чертовы отметины удалят. И все. Никаких проблем. И подумай, ну что страшного, если кто-то вспомнит Аню? Девочка умерла от неизлечимой болезни, есть документ. Что нам грозит? Ваня никогда ничего не заподозрит.

– Нет, – перебила Регина Львовна, – так нельзя. Я решила рассказать Ване правду.

– Офонарела? – выпалил отец. – Совсем…

Иван вздрогнул. Николай Петрович никогда не употреблял матерных слов и вдруг выругался в лицо любимой супруге.

– Не могу я вечно жить в страхе, – продолжала мама. – В день смерти Ани ты убеждал меня, что истина никогда не выплывет на свет.

– Правильно, и не всплывет, если сами глупостей не наделаем, – перебил ее Николай Петрович. – Хватит истерик. Устал от твоих постоянных слез по ночам, от нытья и припева: «Девочку убили». Возьми себя в руки! А может, тебе опять таблеток попить? Только не тех, что раньше, сейчас есть препараты получше. И я тебя не обманывал, все концы утоплены в глубокой воде.

– А Светлана Перепечкина? – снова захныкала мать. – Она, по твоему мнению, дура, зато внимательная. Узнала «браслет», наговорила Ване всякого, жонглировала фамилией Бибиков. Баба помнит и Юру, и Анечку мою несчастную. Сегодня прозвенел первый звонок. Светка…

– Сказано, забудь о твари! – взревел муж.

– Тише, – взмолилась мама, – мы на балконе.

– Два часа ночи, все давно спят, – возразил Николай, но орать перестал. – Запомни, дура: если посмеешь рот открыть, я тебя в порошок сотру. Ты никакого права не имеешь самостоятельно что-то решать.

Мать зарыдала, послышались странные звуки, словно по полу прыгает гигантская лягушка. Затем через открытое окно в спальню Вани вновь потянулся запах дыма. Ваня перегнулся над подоконником и увидел отца. Он остался один, смотрел вдаль, стоя в профиль к сыну. Мальчик не мог как следует рассмотреть его лицо, но щека отца казалась окаменевшей. Он глубоко затянулся, затем швырнул сигарету вниз, произнес сквозь зубы: «Сука!» – и выпрямился. Испуганный Иван живо спрятался, и через пару секунд до его ушей долетел характерный скрип – человек, которого Иван всю жизнь считал родным отцом, закрыл дверь балкона изнутри супружеской спальни.

На следующий день Николай Петрович разбудил сына около шести утра.

Лавров работал главврачом в частном медицинском центре, сам оперировал, на работу он укатывал без пятнадцати семь. А Ваня уходил в школу около девяти, первый урок в его гимназии начинается в десять. И еще вчера, приди отцу в голову идея вытащить сына из-под одеяла в несусветную рань, мальчик бы начал ныть: «Зачем? Спать хочу! Отстань!»

Но подслушанный ночью разговор так испугал Ивана, что его вымело из теплого гнездышка за секунду.

– Сегодня на занятия не пойдешь, – приказным тоном заявил отец, – едем ко мне в клинику. Завтракать нельзя.

Ваня молча кинулся в ванную.

– Эй, почему ты ничего не спрашиваешь? – удивился отец.

Ваня понял, что его послушание выглядит подозрительно, но не сообразил, что ответить. Слава богу, на помощь пришла мама.

– Да он же еще спит! Всегда такой, когда из-под одеяла выбирается. Сейчас умоется и оживет.

Иван мысленно поблагодарил ее и, сев в машину отца, постарался вести себя как обычно – стал интересоваться, куда и зачем его везут, и даже слегка покапризничал.

Николай Петрович спокойно объяснил:

– Меня беспокоят родинки на твоем запястье, а сегодня в клинике принимает профессор Вуколов. Он редкий гость в столице, давно живет в США, в Россию прилетает лишь по приглашению богатых пациентов. Вуколов лучший специалист по родимым пятнам, у нас есть уникальная возможность проконсультироваться у гения. Если он велит удалить «браслет», сразу проведем операцию, поэтому я просил тебя не завтракать.

Ваня вцепился в сиденье.

– Испугался? – улыбнулся отец. – Не стоит дрожать. Общего наркоза не предвидится, применим местное обезболивание. Даю честное слово, ты не испытаешь неприятных ощущений. Пустяковое дело, через неделю позабудешь о том, что родинки были, шрамов не останется. Ну, подай гудок! Думаешь об онкологии? У тебя ее стопроцентно нет.

– Ага, папа, – выдавил из себя Ваня, который отлично понимал, что в его-то случае дело вовсе не в раке кожи.

Николай Петрович не обманул сына. Родинки быстро и безболезненно убрали каким-то аппаратом, запястье забинтовали, велели не мочить руку и оставили Ваню в палате до вечера. Отец неоднократно заглядывал к нему, Ване принесли вкусную еду, замечательные пирожные из местного буфета, можно было смотреть телевизор, играть в игрушки на айпаде. Отвези его папа в клинику неделей ранее, Ваня пришел бы в полный восторг и провел время в свое удовольствие. Но сегодня его душил страх.

Значит, правда то, о чем говорили отец с матерью? У него была сестра Аня, которую в четырехлетнем возрасте убил отец? Причем – сестра-близняшка? Мама упомянула день рождения дочки, шестнадцатое марта, а это ведь дата появления на свет его самого, Ивана. И вообще, оказывается, Николай Петрович ему совсем даже не родной папа, а отчим. Мама ранее была замужем за неким Юрием Бибиковым, Лавров потом усыновил мальчика. Значит, родители всю жизнь лгали ему? По рассказам мамы, она очень рано стала сиротой – ее предки скончались, когда дочь закончила десятый класс. Тогда она отправилась из украинского села, что близ городка Артемовска, в Москву. Поступила в медвуз, встретила там Николая, и некоторое время они жили в гражданском браке. Официально союз они оформили лишь после рождения единственного обожаемого сына…

На следующий день утром Ваня сказал, что у него болит рука, и попросил оставить его дома.

– Вдруг инфекцию занесли? – всполошилась мама.

– Нет, – засмеялся муж-хирург, – у нашего Ваньки другая тяжелая напасть, которая называется воспаление хитрости. Что, сегодня у тебя, сын, контрольная по английскому? Ладно, прогуливай.

Едва родители уехали на службу, Иван кинулся в их спальню и сделал то, что никогда ранее не приходило ему в голову, – нашел паспорт отца и посмотрел на штамп, поставленный в загсе. И сделал малоприятное открытие: брак Николая Петровича Лаврова был зарегистрирован всего десять лет назад.

Как все счастливые дети, Ванечка не интересовался жизнью папы и мамы до своего рождения. И он был не любопытен, не совал нос в ящик, где мать хранила всякие бумаги. Но на сей раз он учинил настоящий обыск. Увы, ничего особо значимого там не нашлось, кроме его метрики, из которой следовало, что Иван появился на свет в Москве у Регины Львовны Горкиной и Николая Петровича Лаврова. Ваня решил, что документ фальшивый. Если хирург, судя по штампу в паспорте, повел в загс свою избранницу на пять лет позднее, а их сын через некоторое время справит пятнадцатилетие, то после проведения самого простого арифметического действия становится понятно: мальчику исполнилось четыре года, когда его родители зарегистрировали брак. Чего ж они так долго ждали, если, по словам матери, обожали друг друга со студенческой скамьи? Ответ один: Регина была замужем за Юрием Бибиковым, имела детей не от Лаврова, сменила супруга, когда сын уже ходил в детсад. Новый муж усыновил Ваню, затем договорился с тетками в нужной инстанции, и те выдали метрику, в которой слегка поправили данные.