Одним словом, к лету 1990 года обстановка в республике вызывала обоснованную тревогу, но население страны практически не было информировано об этом, так как газеты и телевидение обходили молчанием назревавшую проблему. Должен справедливости ради сказать, что и автор этих строк находился в полнейшем неведении относительно того, что творилось у наших соседей.

В это время в Калмыкии произошло убийство, которое, несмотря на многонациональный состав участников, никак не попадало в разряд межнациональных конфликтов, а являлось чисто уголовным деянием с совершенно определенными мотивами.

3 июня 1990 года в Бюро СМЭ поступило постановление о назначении судебно-медицинской экспертизы, вынесенное прокуратурой Целинного района КАССР по делу, возбужденному по ст. 103 (умышленное убийство) действовавшего тогда Уголовного кодекса РФССР в отношении Сангинова А. В.

Текст его гласил:

«…23.04.1990 года на животноводческой точке старшего чабана Хунарикова (родственника погибшего. — Авт.), в совхозе „Балковский“ Целинного района Калмыцкой АССР, примерно в 21 час, гражданин Сангинов выстрелом из охотничьего ружья ИЖ-27 смертельно ранил гражданина Хунарикова Мухида в левую часть грудной клетки и верхнюю часть живота. Хунариков скончался на месте происшествия…»

Далее следовал перечень вопросов, которые следовало разрешить эксперту.

Но труп так и не был доставлен в морг для исследования. Зато 06.06.1990 года поступило постановление о производстве эксгумации трупа, в обстоятельствах дела которого указывались факты, изложенные в первом постановлении, а далее следовало:

«…Родственники убитого, несмотря на предупреждения работников Целинного РОВД и прокуратуры о необходимости производства судебно-медицинского исследования трупа Хунарикова Мухида, самовольно вывезли труп на место своего жительства в село Алхазуров Урус-Мартановского района Чечено-Ингушской АССР, где произвели захоронение.

Для установления непосредственной причины смерти Хунарикова Мухида, направления раневого канала, установления вещественных следов выстрела (наличие дроби, пыжей, ободков осаднения и т. д.), наличия других телесных повреждений, определения группы крови для производства сравнительных биологических исследований необходимо производство судебно-медицинской экспертизы…»

В постановлении предписывалось произвести эксгумацию трупа потерпевшего, копии его были направлены начальнику Целинного РОВД Калмыцкой АССР для выделения работников милиции за соблюдением порядка при эксгумации и начальнику Урус-Мартановского района ЧИАССР.

Учитывая сложность дела, будучи осведомленным о положении дел в Чечено-Ингушетии, руководство прокуратуры республики поручило вести следствие помощнику прокурора Октябрьского района Бадаеву Александру Большаевичу, человеку с большим житейским и юридическим опытом, знакомому не понаслышке с менталитетом и обычаями горских народов, который отличался скрупулезностью и чувством ответственности за порученное дело.

И он приступил к нему без суеты и спешки, тщательно составив план мероприятий по разным направлениям. Прежде всего, Александр Большаевич приехал к нам в Бюро и подробно изложил мне предварительные следственные данные, так как Иван Максимович Кирюхин определил, что на эксгумацию в Грозный поеду я; уровень практической и теоретической подготовки, в том числе и для производства судебно-медицинских экспертиз медико-криминалистического характера, вполне позволяли мне заняться этим делом. Кроме того, я был сравнительно молод, мобилен и имел вкус к экспертной работе, особенно к неординарным случаям. Поездка в Чечню представлялась мне увлекательным путешествием, позволяющим прервать на какое-то время ежедневную будничную рутину; о предстоящих сложностях я, конечно, не только догадывался, но и знал наверняка, но о реальном риске не имел ни малейшего представления.

Александр Большаевич Бадаев, помощник прокурора Октябрьского района

Краткая фабула самого уголовного дела была такова. Это произошло в конце сакмана — массового окота овец. Что такое сакман, жителям Калмыкии объяснять не надо. При советской власти, на рубеже 80-х — 90-х годов, поголовье овец всех форм собственности (общественное и личное), по данным Госкомстата, составляло в республике 3 миллиона 100 тысяч, а после окота и отбивки достигало 5 миллионов. Чтобы справиться с уходом за молодняком, в село на период окотной кампании в помощь животноводам направлялись сакманщики — студенты вузов и техникумов, учащиеся училищ и даже школьники. Они распределялись по фермам и чабанским стоянкам, ухаживали за маленькими ягнятами. На животноводческой стоянке старшего чабана Хунарикова, кроме основных работников (в основном, родственников из Чечни и «бомжей», пасших скот), в качестве сакманщиц работали молодые девушки — студентки Элистинского педагогического училища.

22 апреля, накануне трагедии, на чабанскую точку к столичным барышням из центральной усадьбы совхоза с визитом пожаловали трое местных молодых людей. И вот извечный женский вопрос стал яблоком раздора между этими ребятами и работниками стоянки, в основном, чеченцами. Хозяин стоянки прекратил назревающий скандал. «Наши», сильно обиженные, как им показалось, не очень радушным приемом, ретировались, пригрозив при этом, что еще вернутся.

Приехав на центральную усадьбу совхоза (12 километров до стоянки Хунарикова), они поделились нанесенной обидой со старшими товарищами, и к вечеру следующего дня группа «возмездия» числом около 15 человек, очень интернациональная по составу (калмыки, русские и даже один татарин), на грузовике, тракторе и двух легковых автомашинах двинулась в путь. Огнестрельное оружие — дробовик имелся только у некоего Сангинова, остальные были вооружены различными подручными средствами.

На чабанской стоянке возникло опасное противостояние: два ряда разгоряченных предстоящей схваткой людей, у части которых на руках имелись ружья, разделенные некоторым расстоянием, готовы были начать побоище. Видя, что дело принимает серьезный оборот, хозяин стоянки произвел выстрел из ружья в воздух, пытаясь остановить противоборствующие стороны. Но события уже развивались по своей особой логике, мало зависящей от воли и сознания участников инцидента. В это же время племянник хозяина, 22-летний Хунариков Мухид, выстрелил из охотничьего ружья под ноги нападавшим, при этом ранив одного из них в ногу. Рассеявшийся дробовой снаряд взметнул сноп пыли, одна дробинка, срикошетив, на излете угодила в колено этому парню, застряв неглубоко под кожей и не причинив ему особого вреда. Одновременно Сангинов из своего охотничьего ИЖ-27 прицельно (по версии следствия) выстрелил в Хунарикова, сразив последнего наповал. Скверный трагический исход мгновенно отрезвил дерущихся; наши земляки быстренько погрузились в свой транспорт и покинули «поле брани».

Исходя из изложенного Бадаевым А. Б., предстояла интересная (да простит меня читатель за подобную формулировку) работа: нужно было экспертным путем закрепить (или опровергнуть) версию следствия — определить дистанцию выстрела, что при ранении осыпью дроби, а не пулей, сделать вполне реально; установить направление раневого канала и вероятную позу Хунарикова в момент получения огнестрельного ранения; определить траекторию выстрела, что было достаточно важно (дело в том, что Сангинов во время допросов дал показания, что выстрел произошел случайно, когда он поднимал упавшее на землю ружье).