— Я тоже не понимаю, чем чреват, — отвечала Катя. — Ты не волнуйся, пусть себе пока играет во что хочет. Все равно потом все и всех затмит домашний друг — компьютер. Но, в общем-то, твои родственники правы: мальчику нужен отец.

— Да, я понимаю, — кивала Нина.

В последние месяцы они виделись совсем мало. Стояла золотая осень. Катя попыталась было построить совместные планы на отпуск — все равно у Драгоценного отпуск намного короче, и оставшиеся пару недель она бы смогла куда-нибудь поехать вместе с подругой. Но Нина каким-то особенно тихим загадочным голоском ответила ей в телефонную трубку на это предложение: «Нет, я пока не смогу уехать. Мне с тобой нужно поговорить, посоветоваться.., многое рассказать, но не сейчас, позже, потом».

Тон был странен, туманен. Заинтригованная Катя ждала, когда подруга ее созреет для разговора. Ясно было, Что в жизни затворницы, работницы, добытчицы, матери-Одиночки, кормилицы всего многочисленного старинного грузинского рода Картвели наступили какие-то важные Перемены. «Наверное, у Нинки кто-то возник на горизонте, — решила Катя, — должно быть, тоже медик, коллега».

В роду Нины, кроме тбилисских теток-вдов и племянницы-балерины, все были врачами. Покойный дед Нины Тариэл Картвели был знаменитым кардиологом, академиком. Когда-то у него лечились крупные советские партийные чины, военные, известные артисты.

Через две недели взбудораженная Нина сама примчалась к Кате домой, выбрав вечер, когда Драгоценный работал сутки. — Ну? — спросила умиравшая от любопытства Катя. — Рассказывай все-все.

Нина прислонилась к вешалке. Такого выражения на ее лице Катя не видела давным-давно.

— Катя, мне кажется.., я еще сама ничего не знаю, но мне кажется, я люблю одного человека. Очень сильно люблю.

Катя подпрыгнула: «Йе-сс!» — и коснулась пальцами люстры, схватила Нину, потащила ее в комнату — на диван к окну шептаться.

— Он, конечно же, зубной врач, с тобой вместе работает, да? — озвучила она свою догадку.

Нина покачала головой — нет.

— А кто же он? Как имя счастливца?

— Марк. Марек. — Нина повторила имя очень тихо. — Катя, я даже не думала, что в моей серой, мышиной жизни случится такое.

И она поведала Кате историю о том, как однажды после работы, в девять вечера, — работала она в Стекольном переулке — зашла в итальянское кафе на уголок.

— Вечером у нас все замирает. Деловой центр, все по домам спешат. Кафе днем полны, а вечером пусто — шаром покати. А у меня как раз была вторая смена до половины девятого. Я жутко в тот вечер устала. Давление было низкое, просто какой-то упадок сил. Если капуччино не выпить, то и домой-то не доедешь. Уснешь за рулем. И вот ты представляешь, сидела я за столиком, вся такая зачуханная, несчастная, вялая, как улитка. Думала, что вот надо пить капуччино, потом тащиться домой, а завтра снова в клинику, что няньку надо искать новую — эта больно строптивая, что Гоге надо столько всего покупать на зиму: он растет не по дням, а по часам, — что надо хлопоты эти проклятые продолжать — теткам насчет гражданства, — они сюда, в Москву, хотят перебраться, в Тбилиси жить совсем невмоготу материально, и вдруг… Я повернула голову — вот так — и увидела его. Он сидел у окна. Что-то пил, смотрел прямо на меня.

— Пил? — Катя сразу насторожилась.

— Да подожди ты, все чудесно. Он пил коньяк. — Нина вздохнула, наполненная воспоминаниями до краев.

Далее она поведала Кате о том, что в тот вечер незнакомец так и не отважился заговорить. Смотрел, курил сигарету. Молчал. Нина уехала домой. Через два дня, снова вечером («Ты только не подумай, Катя, что это я нарочно»), она зашла в кафе. Незнакомец был там.

— Лил жуткий дождь. У него весь плащ промок. Но он даже его не снял, — рассказывала Нина.

В тот вечер он снова не заговорил с ней. Но когда она допила свой кофе, расплатилась и вышла к машине, вышел следом.

В третий раз — это был вечер субботы, когда Нина дежурила, — она снова увидела незнакомца.

— Я наскоро поужинала в кафе и возвращалась к себе в клинику. Шла сквером. Он шел за мной.

— Нина, мне что-то это не нравится, — честно призналась Катя (вспомнились некстати те письма из колонии, ОТ того, кто отбывал там двадцатипятилетний срок за убийства). — Нина, ты должна быть осторожна.

— Почему? Да ты дослушай. Я же не все еще рассказала. — Нина закрыла глаза. — Катя, ты даже не представляешь себе, какой он человек. Не то чтобы собой очень видный внешне, красивый, нет, даже совсем напротив, но это Просто волшебство.

В тот вечер таинственный незнакомец молча проводил Нину до дверей стоматологической клиники. Они оба медлили: Нина — открывать дверь, скрываться за ней, он — поворачиваться спиной, уходить.

— Вам обязательно быть здесь сегодня? — спросил он.

— Да, я на работе. Я сегодня дежурю до утра, — ответила Нина.

— Хорошо, я понял.

Когда она утром (смена заканчивалась в половине девятого) вышла из подъезда, то увидела желтое такси, водитель спал за рулем. А сзади сидел он. — Этот странный тип? — спросила Катя.

— Его зовут Марк, — повторила Нина.

По ее словам, незнакомец прождал ее в такси у подъезда клиники всю ночь. И хотя она сама была на машине («Моя козявочка тут же в переулке стояла»), она согласилась, чтобы он довез ее до дома.

— И что же было дальше? — спросила Катя. — Дома?

— Ничего. Он почти всю дорогу молчал.

— Снова молчал? Какой-то великий немой.

— Молчал, держал меня за руку. Возле лифта попросил мой телефон.

Позвонил он на следующий день.

— И о чем же вы толковали? — усмехнулась Катя.

— Он спросил, как мое имя. Назвал себя. Попросил о встрече.

Встретились на Тверском бульваре. Шли рядом. Желтая сухая листва шуршала под ногами. Нина рассказывала об этом то подробно, то какими-то отрывками, — казалось бы, бессвязными, лишенными логики: "Катя, я была сама не своя, точно и не я это вовсе иду с ним по этим бульварам, держу его под руку. Голос его слышу — такой чужой, такой родной. Тебе интересно, о чем мы с ним говорили тогда? Ни о чем. И обо всем. Я сказала, что у меня есть сын, которого я очень люблю. Он сказал что-то про «кофейню, из которой мы словно были выброшены взрывом». Я и поняла и не поняла. А он сказал, что это стихи Бродского. Я его спросила: «Скажи, что с нами такое случилось? Как так вышло, что мы — ты и я встретились?»

— И что он тебе ответил? — спросила Катя.

— Ответил, что если бы не увидел меня тогда, в тот самый первый вечер, то наверняка покончил бы с собой.

— Нина! — воскликнула Катя. (Ей почудилось, что Май-Гора снова нависла над ними своим грозным призраком.)