Когда глаза матери открылись в последний раз, Кира протянула яркий кусочек ткани так, чтобы умирающая женщина его увидела. К тому моменту Катрина уже не могла говорить. Но она улыбнулась.

Теперь лоскуток словно бы передавал Кире беззвучное пульсирующее послание. Он сообщал ей, что опасность остается. Но еще он говорил, что она будет спасена.

Кира только сейчас заметила, что на полу за креслами Хранителей поставили большой ящик.

До перерыва на обед его не было.

Один из стражников после кивка Главного Хранителя поставил ящик на стол и поднял его крышку. Джемисон, ее защитник, вынул вещь, которую Кира немедленно узнала.

– Мантия Певца! – громко и восторженно воскликнула она.

– При чем здесь это? – процедила сквозь зубы Вандара. Но и она наклонилась вперед, чтобы лучше видеть.

Великолепную мантию разложили на столе, и теперь все могли ее рассмотреть. Обычно ее можно было увидеть только раз в год, когда весь поселок собирался послушать Песню, длинную историю их народа. Большинство видели мантию Певца только издалека, все вытянули шеи, чтобы получше разглядеть ее.

Но Кира хорошо знала, как выглядит мантия, потому что каждый год смотрела, как ее мать трудится над ней. Рядом всегда стоял внимательный стражник. Кире было запрещено прикасаться к мантии, но она завороженно наблюдала мастерскую работу матери, то, как она выбирает единственно верный оттенок нити.

Там, на левом плече! Кира помнила это место, где только в прошлом году выбилось несколько истлевших нитей, которые мать удалила. Затем она выбрала бледно-розовую и более темную розовую нити и другие оттенки вплоть до темно-красного, причем каждый оттенок лишь ненамного отличался от предыдущего. Она нанесла стежки, и они совершенно потерялись в сложном орнаменте.

Джемисон наблюдал за Кирой, погруженной в воспоминания. А затем сказал:

– Твоя мать учила тебя этому искусству.

Кира кивнула:

– С самого детства.

– Твоя мать была умелой работницей. Ее красители были очень стойкими. Они никогда не выцветали.

– Она была аккуратной, – сказала Кира, – и делала все основательно.

– Нам говорят, что ты еще способнее, чем она.

«Так они знали!»

– Мне еще многому надо научиться, – сказала Кира.

– Она учила тебя красить, не только вышивать?

Кира кивнула, потому что видела: он хочет, чтобы она ответила утвердительно. Но это была не совсем правда. Мать собиралась обучить ее искусству готовить красители, но все ждала подходящего времени, а потом заболела. Кира хотела дать честный ответ.

– Она начала меня учить, – сказала она. – Она сказала, что ее обучила женщина по имени Аннабель.

– Теперь ее зовут Аннабелла, – подсказал Джемисон.

Кира была поражена:

– Она еще жива? И она четырехсложная?

– Она очень старая. У нее испортилось зрение. Но она еще может послужить источником.

«Источником чего?» Но вслух она ничего не сказала. Лоскуток в ее кармане излучал тепло.

Неожиданно встала Вандара.

– Я требую продолжить слушания, – сказала она резко и хрипло. – Защитник затягивает дело.

Встал Главный Хранитель. Другие Хранители, которые переговаривались между собой, замолчали.

Он обращался к Вандаре, и его голос не был добрым.

– Ты можешь идти, – сказал он. – Слушания завершены. Мы приняли решение.

Вандара молча стояла и не двигалась. Она с вызовом посмотрела ему в глаза. Главный Хранитель кивнул, и два стражника двинулись к ней, чтобы вывести ее из зала.

– У меня есть право узнать ваше решение! – крикнула Вандара, и ее лицо исказилось яростью. Она вырвалась из рук стражников и повернулась лицом к Совету Хранителей.

– На самом деле, – сказал Главный Хранитель спокойным голосом, – у тебя вообще нет прав. Но я скажу тебе решение, чтобы все было ясно. Девочка-сирота Кира останется. У нее будет новая роль.

Он указал на мантию Певца, все еще разложенную на столе.

– Кира, – сказал он, обращаясь к ней, – ты продолжишь работу матери. И пойдешь еще дальше, потому что ты намного искуснее, чем она. Сначала ты будешь чинить мантию, как всегда делала твоя мать. Затем ты начнешь восстанавливать ее. А потом доделаешь.

Он указал на большой участок ткани без вышивки на плечах. И поднял одну бровь, вопросительно глядя на нее.

Кира нервно кивнула ему в ответ и слегка поклонилась.

– Что до тебя… – Хранитель снова посмотрел на Вандару, угрюмо стоявшую между двумя стражниками. Он говорил с ней вежливо. – Ты не проиграла. Ты хотела землю девочки, и ты можешь взять ее, ты и другие женщины. Строй свой загон. Будет правильно, если своих детей вы будете держать там; от них одни неприятности, их лучше держать за забором. А теперь иди, – распорядился он.

На лице Вандары застыла гримаса бешенства. Она подошла к Кире, наклонилась и хрипло прошептала ей на ухо: «Ты не справишься. И тебя убьют».

Затем холодно улыбнулась Джемисону:

– Девчонка твоя.

Она важно прошествовала по проходу между скамьями и вышла из зала.

Главный Хранитель и другие члены Совета не обратили внимания на эту вспышку гнева, словно Вандара была надоедливым насекомым, которое наконец прихлопнули. Кто-то уже складывал мантию Певца.

– Кира, – проговорил Джемисон, – иди и возьми все, что тебе нужно. Все, что ты хочешь взять с собой. Возвращайся сюда, когда колокол ударит четыре раза. И мы отведем тебя туда, где ты будешь теперь жить.

Озадаченная, Кира помедлила. Но больше распоряжений не последовало. Хранители наводили порядок в бумагах, собирали книги и вещи. Казалось, они забыли о ней. Наконец она встала, выпрямилась, опершись на свой посох, и, хромая, побрела восвояси.

Лето только началось, а дни уже стояли жаркие. У лавки мясника собралась толпа, чтобы посмотреть, как будут забивать свиней. После того как лучшие части продадут, остатки выбросят. Люди и собаки вместе, толкаясь, бросятся, чтобы урвать себе кусок. Запах испражнений – ожидающие смерти свиньи наделали от испуга огромные кучи – и их высокий, полный ужаса визг вызвали у Киры головокружение и тошноту. Она поспешила обойти зевак и направилась к ткацкой артели.

Рядом вдруг возник Мэтт:

– Тебя чё, выпустили? Ты идешь на Поле? К тварям?

Кира улыбнулась. Ей нравилось его любопытство – ему все было интересно, как и ей, – а за его грубостью скрывалось доброе сердце. Она вспомнила, как он завел себе питомца, маленького пса. Это был бродячий пес, мешавшийся у всех под ногами и рыщущий в поисках пищи. Одним дождливым вечером он попал под колесо ослиной упряжки, его отбросило в сторону. Он лежал, истекая кровью в грязи, и так и остался бы там умирать, если бы его не заметил Мэтт. Мальчик спрятал пса в ближайшем кустарнике и держал там до тех пор, пока раны не затянулись. Кира каждый день наблюдала из окна ткацкой артели, как Мэтт тайком пробирается, чтобы покормить пса. Теперь пес, подвижный и здоровый, постоянно был рядом со своим спасителем. И всегда отчаянно вилял своим кривым хвостом – из-за этого хвоста Мэтт назвал его Прутом.