– Спроси у служителя, он все расскажет.

– У служителя?

– У того, кто принес тебе еду. Это и есть служитель. Они помогут тебе во всем. А стражник будет проверять тебя каждый день.

Хорошо. Похоже, Томас знает, как тут все устроено. Это очень кстати, подумала Кира, потому что все здесь ей казалось таким новым, таким непривычным.

– А ты давно тут живешь?

– Да, с раннего детства, – ответил он.

– А как ты тут оказался?

Мальчик поежился от воспоминаний.

– Я только начинал резать по дереву. Я был очень маленьким, но почему-то понял, что если я возьму острый инструмент и кусок дерева, то смогу делать картины. Всем показалось это забавным, – улыбнулся он. – Наверное, так и было.

Кира тоже слегка улыбнулась, но при этом вспомнила, как совсем маленькой обнаружила, что ее пальцы становились волшебными, когда прикасались к цветным нитям, и как удивлялась этому мать. Наверное, с этим мальчиком было то же самое, подумала она.

– Хранители как-то узнали о моей работе. Они пришли в нашу хижину, и им понравилось.

Как знакомо, подумала Кира.

– Вскоре после этого, – продолжал Томас, – мои мать и отец погибли во время грозы. В них попала молния.

Кира не верила своим ушам. Она слышала, что от молний падают деревья. Но не знала, что пострадать могут и люди. Обычно люди не выходили из дома во время грозы.

– А ты был там? Как тебе удалось спастись?

– Нет, я был один в хижине. Мои родители вышли, чтобы выполнить чье-то поручение. Помню, за ними пришел гонец. А потом пришли стражники, забрали меня и сказали, что они погибли. Мне повезло, что они знали обо мне и ценили мою работу, хотя я еще был маленький. Иначе меня бы отдали в чужую семью. А так меня привели сюда. И с тех пор я здесь.

Он обвел рукой свою комнату.

– Я долгое время учился и упражнялся. Я сделал украшения для многих Хранителей. Но теперь я занимаюсь настоящей, важной работой.

К столу был прислонен длинный жезл, покрытый искусной резьбой. По завиткам стружек на столе она поняла, что мальчик продолжает над ним работать.

– Мне дали чудесные инструменты, – сказал Томас.

Снаружи зазвонил колокол. Кира пришла в замешательство. Когда она жила в хижине, этот звук означал, что пора приступать к работе.

– Мне надо вернуться к себе? – спросила она. – Я хотела сходить к реке.

Томас пожал плечами:

– Как хочешь. Можешь делать что угодно. Каких-то особых правил нет. Ты всего лишь должна выполнять работу, ради которой ты оказалась здесь. Твою работу будут проверять каждый день. Я вот сейчас пойду навещу сестру моей матери. У нее родился ребенок. Девочка. Отнесу ей эту игрушку!

Он полез в карман и показал Кире искусно вырезанную птичку. Она была полая внутри; он поднес ее к губам и засвистел.

– Я сделал ее вчера, – объяснил он. – Пришлось урвать время от основной работы, но немного. Это было несложно. – А потом добавил: – Я вернусь к обеду, потому что мне надо работать. Может, я принесу свой поднос к тебе и мы поедим вместе?

Кира с радостью согласилась.

– И смотри, – сказал он, – вон идет служительница, которая забирает утренние подносы. Она очень добрая. Спроси у нее… нет, подожди, я сам спрошу.

Кира с любопытством наблюдала, как он подошел к служительнице и о чем-то коротко с ней поговорил. Та кивнула.

– Иди с ней в свою комнату, Кира, – сказал Томас. – Не ходи к реке. Она объяснит тебе, как пользоваться ванной. Встретимся за обедом!

Он положил маленькую резную птичку в карман, закрыл дверь в свою комнату и направился к выходу. Кира последовала за служительницей.

Джемисон зашел к ней вскоре после обеда. Томас уже поел и поспешил к себе, чтобы продолжить работу. Кира как раз зашла в маленькую комнату с ящиками и выдвинула тот, где лежала мантия Певца. Она не успела ее развернуть. До этого ей никогда не позволялось прикасаться к ней, и теперь она трепетала. Она разглядывала богато расшитую ткань, вспоминала ловкие руки матери, держащие костяную иглу, когда Джемисон постучал в дверь.

– А, – сказал он, – мантия.

– Наверное, мне скоро надо будет приступить к своим обязанностям, – сказала Кира, – но я боюсь. Все это для меня в новинку.

Джемисон достал мантию из ящика и отнес ее к столу у окна. Здесь, на свету, цвета были еще более величественными, и Кира почувствовала себя совсем неуверенно.

– Ты здесь устроилась? Хорошо спала? Тебе принесли еду? Вкусную?

Так много вопросов. Кира хотела было рассказать, как беспокойно спала, но не стала. Она взглянула на кровать – не выдаст ли белье, как она ворочалась ночью, – и только сейчас заметила, что кто-то, возможно служительница, которая принесла и унесла обед, убрала и разгладила простыни так, словно на кровати никто не спал.

– Да, – сказала она Джемисону, – спасибо. И я познакомилась с Томасом-резчиком. Он пообедал со мной. Было приятно с кем-то поговорить. А служительница объяснила все, что мне нужно знать, – добавила она. – Я-то думала, что горячая вода для готовки. Я еще никогда не мылась горячей водой.

Он не обратил внимания на ее смущенный рассказ о ванной и внимательно смотрел на мантию, проводя ладонью по ткани.

– Твоя мать каждый год немного чинила ее. Но теперь нужно ее полностью восстановить. Это и есть твоя работа.

Кира кивнула.

– Понятно, – сказала она, хотя и не совсем понимала.

– Это вся история нашего мира. Мы должны сохранять ее в первозданном виде. Более чем в первозданном.

Она увидела, что его рука переместилась и теперь уже гладила большой ничем не расшитый кусок ткани, который обычно располагался на плечах Певца.

– Здесь будет рассказано будущее, – сказал он. – Наш мир зависит от того, что это будет за рассказ. Что у тебя с материалами? Подходящие? Работы предстоит много.

Материалы? Кира помнила, что она принесла с собой корзинку с нитками. Глядя на великолепную мантию, она понимала, что ее собственный скромный запас – несколько оставшихся цветных нитей, которыми мать разрешала ей пользоваться, – совершенно не подходит. Даже если бы у нее были нужные умения – в чем она была далеко не уверена, – она никогда не сможет восстановить мантию тем, что принесла с собой.

– Я еще не смотрела, – призналась она.

Кира подошла к невысоким ящикам, которые он показывал ей накануне. Они были наполнены мотками белых нитей разной толщины и фактуры. Здесь же аккуратными рядами лежали иголки всех размеров и инструменты для резки.

Сердце Киры оборвалось. Она надеялась, что нити будут уже крашеными. Взглянув на мантию на столе, на ее множество оттенков, она приуныла. Если бы только сохранились нити ее матери! Но их больше нет, все сгорели.