Она целовалась с ним, счастья не пряча,

И мне говорила, что Вилли «горячий».

Я дома остался, а Вилли уехал.

Он что-то бубнил про «ночные утехи».

Утром я понял: с ним что-то неладно,

Селедкой усы провоняли изрядно.

Он кашлял, плевался — я даже спросил:

«Что стало с тобой, дорогой дядя Вилл?»

Он мне улыбнулся, ответил: «Пустое!

Я волос вчера проглотил за едою.

Ужин вчера получился изрядный,

Мне пришлось попотеть, не поймите превратно».

Он отцу подмигнул и заржал громогласно,

А я отошел — а вдруг это заразно?

Так как же узнать мне, что съел ночью дядя?

Как разобраться мне в этой шараде?

Это, наверно, редчайший обед,

Мед, шоколад или с кремом рулет.

Я решил погулять, но, когда уходил,

Услышать успел, что сказал папе Вилл.

Не верю, не верю! Ведь так не бывает!

Неужто наш Вилли котов поедает?!

Но я это слышал, я был очень близко:

Признался он сам, что всю ночь лизал киску.

Из сборника «Недетские стихи»

Мне приснился чудесный сон, но досмотреть его не получилось. Меня разбудил звонок. Спросонья я даже не сразу сообразил, что это звонит телефон. Кажется, в кухне. Я ломанулся туда и, разумеется, не успел.

На стене висела бумажка с номером для проверки моей голосовой почты. Я набрал этот номер и прослушал сообщение, начитанное напряженным высоким голосом Рене, молоденькой секретарши из «Godz-Illa Records». Большой босс Авраам Лайонз по прозвищу Денди хотел меня видеть. «Блин, пиздец». Это была моя первая мысль. Кажется, я уже говорил, что Денди Лайонз — суровая личность. Страшный человек. Свирепый, безжалостный и беспощадный. По сравнению с ним Орал-Би — Микки Маус. Нет, Минни Маус. Я сейчас расскажу о своей первой встрече с Лайонзом. Я сидел у него в приемной, и вдруг дверь в его кабинет распахнулась, и оттуда выскочил белый парень. Выскочил с воплями. Держась за голову. У него были длинные темные волосы, и среди них хорошо выделялось голое ярко-розовое пятно. Кровящая лысина. Следом за парнем в приемную вышел Лайонз. Спокойный, как слон. В кулаке он сжимал толстую прядь длинных темных волос. Положив свежевыдранный локон на стол секретарши, он сказал: «Выбросьте это куда-нибудь, Рене. — А потом посмотрел на меня. — Вы, наверное, мистер Москович. Проходите». Я очень надеялся, что предыдущий товарищ приходил не по поводу трудоустройства на ту же должность, на которую нацелился я.

Я лихорадочно размышлял. Наверное, Дизи все-таки побывал у большого босса. Иначе с чего бы вдруг Лайонз возжелал меня видеть? Такое случалось нечасто. В последний раз, когда он вызывал меня для разговора, это было стотысячное предупреждение, что если я проболтаюсь о том, для кого пишу тексты, и в чем заключается моя настоящая работа, он самолично оторвет мне яйца, зальет их золотом и будет носить на цепочке на шее. Такие беседы у нас с ним случаются регулярно, примерно раз в год, и каждый раз Лайонз красочно живописует картины болезненных процедур, которым он собственноручно подвергнет меня, если я не оправдаю возложенного на меня доверия. В Денди Лайонзе нет вообще ничего от утонченного «денди». Денди Лайонз — это такой оксюморон. Сочетание несовместимых понятий.

Но прежде чем ехать к Лайонзу, мне надо было дождаться механика из AAA[4], чтобы он заменил мне спущенную шину, а в десять утра у меня была назначена встреча с моим самозваным литературным агентом, даже, я бы сказал, суперагентом Джерри Сильвером, или дядюшкой Джерри, как он любил, чтобы его называли. У него свое маленькое агентство в Лос-Анджелесе. С изобретательным оригинальным названием «Агентство Сильвера». Дыра дырой, если честно. Но это все-таки лучше, чем вообще ничего. Джерри утверждает, что он представляет интересы некоторых довольно известных актеров, актрис и сценаристов, хотя я ни разу не видел живьем ни одного из его остальных клиентов. Офис агентства располагается в старом задрипанном здании в Беверли-Хиллз, но единственное, что в нем есть привлекательного — это элитный почтовый индекс.

Я не знаю, насколько успешно идут дела Джерри. Деньги у него есть, это точно. Он ездит на очень пристойной машине. Ну, хорошо, может быть, «очень пристойной» — это сказано слишком громко. Но его тачка всяко получше моей. Серебристый «корвет» 1996 года выпуска. С номерным знаком: «ДЯДЯ СИЛЬВЕР». «Сильвер» значит «серебряный». Я часто задумываюсь: это его настоящее имя, или его так прозвали из-за количества серебра, которое он носит на себе и собирает вокруг себя?

Я познакомился с Джерри лет десять назад, через приятеля моего друга. Тогда у меня еще были друзья. Мы пошли в гости по случаю чьего-то дня рождения, и я был немного нетрезв. Мне сказали, что Джерри — литературный агент, и я рассказал ему о своих книжках. В редком приступе храбрости. Джерри понравилась моя задумка. На следующий день мы с ним встретились и подписали договор о сотрудничестве. Это было давным-давно (десять лет назад), и пока что нам не удалось пристроить ни одной моей книги. Но он в меня верит. И, наверное, это о чем-то говорит.

Я вошел в кабинет Джерри, и запах его одеколона ударил мне в нос посильнее, чем кулак Дизи. Я едва не упал, но Бет, молоденькая секретарша, стройная очаровательная афроамериканка, подхватила меня под локоть. Она смешно сморщила нос и помахала рукой у себя перед лицом:

— Я вот тоже никак не привыкну…

Я согласно кивнул. Джерри был занят, разговаривал по телефону. Он махнул мне рукой, мол, я уже скоро закончу. Присаживайся.

Джерри Сильвер, одетый, по своему обыкновению, в строгий костюм с яркой, броской рубашкой, сидел за массивным дубовым столом, отполированным до зеркального блеска. Его тучная задница была так плотно втиснута в кресло — больше похожее на царский трон, стыренный из дворца, — что у меня было стойкое ощущение, что сейчас кресло развалится, не выдержав напряжения. Из-под рубашки, расстегнутой на груди, торчали жесткие черные волосы, в которых практически терялись толстые серебряные цепи. Влажная и в то же время вечно дымящаяся сигара, перманентно свисавшая из уголка его рта, грозила поджечь рубашку, пропитанную одеколоном и крепкими спиртными напитками. Джерри Сильвер — человек резкий, где-то даже бесцеремонный и грубый. Но при этом он очень славный. На самом деле.

— Все, Ричи, хватит! Я сказал, хватит! Послушай меня! ПОСЛУШАЙ! — орал он в трубку. — Нет, теперь говорить буду я! Если уж ты оказался в глубокой жопе… Я сказал, СЛУШАЙ МЕНЯ! Если уж ты оказался в глубокой жопе, так хотя бы потом помойся… Да, Ричи! Да! И не хозяйственным мылом, а нормальным гелем для душа! Да! А не можешь купить себе нормальный гель, так вообще не высовывайся! Погоди! Да! Потому что тебе не хватает мозгов. У тебя есть хотя бы одна идея, которую можно продать?! Хорошо тебе! Да! Ричи, таких, как ты, я съедал по десятку на завтрак. Хорошо. Давай пообедаем. В пятницу, в полдень. На «Фабрике плюшек». Все, до свидания! — Он бросил трубку. — Какие люди! Уолли Москович! Единственный в мире ганста из иудейской диаспоры! Рад тебя видеть, дружище! Дай я тебя поцелую. — Он встал, перегнулся через стол и звонко чмокнул меня в щеку. Мне пришлось задержать дыхание, чтобы случайно не вдохнуть его едкие токсичные пары. — Ну, рассказывай, как жизнь молодая? Судя по твоему бледному виду, не очень?