Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В свои поездки по округе Ханкин почти всегда брал старшего сына, чтобы показать ему, как живут арабы. Их нравы и обычаи были новинкой и для него самого, но, ведя переговоры с местным населением по самым различным вопросам, он понял, что чем раньше сын познакомится с образом жизни соседей, тем лучше. Сам же он с первых дней пребывания в Палестине осознал, что арабы больше всего ценят в человеке твердость и честность, и старался соответственно вести себя с ними. Очень скоро за ним утвердилась репутация человека сильного и прямодушного. Местные арабы уважали его и знали, что он их не обманет.
Однажды летом он отправился вместе с Иеѓошуа к стоянке одного из племен, чтобы привезти оттуда в поселение воду из колодца. Телега двигалась очень медленно, часто увязая в песке; жалобный скрип колес сливался с лязгом и перестуком пустых ведер и бочек. Наконец отец и сын увидели перед собой стройные высокие пальмы. Здесь начиналась зеленая полоса, которая была целью их путешествия.
День был очень жаркий, небо пронзительно голубое. На песчаной почве в изобилии росли мясистые дикие кактусы. Где-то на горизонте зеленели сады Яффы и плескалось огромное, ярко-синее море.
Лейб подстегнул лошадей, которые с трудом плелись по раскаленному песку. «Запомни эти дни, сынок, — сказал он по-русски. — На наших глазах происходят исторические события: еврейский народ возвращается на родину после тысяч лет изгнания. Знай, сынок, что путь наш далек и труден и только тот, кто обладает терпением, сможет пройти его до конца. Эту землю захватывали христиане, мусульмане, крестоносцы, турки, но только мы, евреи, молились за нее, находясь далеко отсюда, изгнанные и разбросанные по всему свету».
Иеѓошуа с трудом удавалось расслышать слова отца из-за порывов горячего ветра, то и дело бросавшего ему в лицо пригоршни крошечных, обжигающих кожу песчинок. Он внимательно следил за дорогой, обращая внимание на каждую мелочь, на каждую, самую незначительную деталь окружавшей их пустыни. В то время ему было лет семнадцать. Еще в своем родном Кременчуге он помогал отцу заниматься земледелием и всегда выходил победителем в схватках с местными хулиганами и пьяными мужиками. Очень живой и подвижный, он, однако, отличался молчаливостью. Большое уважение Иеѓошуа испытывал к молодым народникам, с которыми познакомился на Украине.
Жара все усиливалась. Небо словно выгорело от солнца и стало бледно-голубым. Лошади совсем обессилели и с трудом тащили телегу. Несмотря на ветер, Иеѓошуа хорошо понял, о чем говорит отец. Да и как он мог не понять, если это была любимая тема Лейба, никогда не упускавшего случая напомнить близким и друзьям, что терпение является главным орудием земледельца.
«Отец, — громко сказал Иеѓошуа, стараясь перекричать шум ветра, — мне кажется, здесь нет ни капли воды. Если бы она была, скот приходил бы сюда на водопой».
«Если здесь нет воды, мы привезем ее. Выкопаем. Найдем. Когда-то эта земля текла молоком и медом, и такой она будет снова», — ответил отец и, указывая рукояткой кнута на небо, добавил по-русски: — «А сейчас нам надо спешить, если мы хотим вернуться домой до темноты».
«Но ты же сам говорил, что арабы никогда никуда не торопятся, потому что время у них застыло», — возразил юноша, стараясь поудобнее устроиться на телеге. Он был очень худ и, несмотря на жару, носил кожаные сапоги с высокими голенищами. «У арабов есть даже пословица о том, что Бог любит терпеливых», — добавил Иеѓошуа, удерживая большую деревянную бочку, чуть было не выпавшую из телеги.
«Эта пословица не имеет никакого отношения к опозданиям. В ней речь идет о переговорах. У них переговоры — это искусство. Впрочем, как и вся система взаимоотношений. А сейчас давай поспешим, потому что мы должны привезти воду для виноградников еще до темноты».
Каждый раз, когда Иеѓошуа ездил вместе с отцом по окрестностям, перед ним открывался новый мир — царство смуглых мужчин, куривших кальян, сидя на узорчатых коврах, и женщин-невидимок, которые возникали из небытия, только когда требовалось подать гостям кофе.
Иеѓошуа, изучивший иврит еще в России, скоро понял, что он очень похож на арабский язык. Постепенно он выучил местный арабский диалект и даже мог свободно на нем разговаривать. Он видел, какое огромное значение вкладывают арабы в каждое произносимое ими слово, и понимал, что причина этому — не только их неграмотность. Арабы считали, что человеческая речь — это дар Божий и слово, произнесенное человеком, является такой же его приметой, как цвет глаз. Постиг юноша и смысл молчания, присматриваясь к поведению местных детей, которые, часами находясь вместе со взрослыми, внимательно наблюдали за происходящим, не произнося ни слова.
«Бедуинские дети тоже молчат, даже когда проводят по многу часов с родителями, — сказал ему однажды отец. Он был занят тогда покупкой земли в Айюн Кара у братьев Даджани, много ездил по окрестностям и общался с бедуинами. — Знай, сынок, что молчание — это основа мудрости. Реальность изменчива. Арабы это знают, сынок, прекрасно знают. Это другой мир. Тот, кто хочет в нем жить, должен к нему приспособиться. Это не Одесса и не Москва. Тут все по-другому. И еще одна важная особенность. Обрати внимание, как арабы относятся к животным: к скоту, к лошадям, к курам. Они действительно живут вместе с ними. Животные — это самые близкие и верные друзья наших соседей. Ты должен уважать такое отношение. Арабы считают, что человек — существо неблагодарное и злое, гораздо злее, чем животные. Есть у них притча, которую они любят рассказывать, — о лисе и пастухе. Пришел однажды тигр к пастуху и потребовал у него овцу из стада. Перепуганный пастух упросил тигра прийти на следующий день, пообещав за это время выбрать для него самую лучшую овечку. Но тут пастуху неожиданно помог лис, придумавший способ обмануть тигра. Пастух последовал его совету, и ему удалось спасти овечку. Наутро лис попросил у пастуха награду за помощь, но тот натравил на него свирепого пса, от которого лису едва удалось спастись. Существует множество вариантов этой притчи, но мораль здесь одна: „Человек зол от природы“. Ты знаешь эту арабскую поговорку. В ней выражено не только подозрительное отношение к человеческому характеру, но и любовь к животным, даже к хищным, как лисицы. Каждому воздается должное за