– Талли, – вздохнул я, – если ты меня в чем-то обвиняешь…

– Нет, – вновь перебила она, сжигая меня взглядом. – Но любопытно. Ты загадка, Орм. А я всегда полагала, что быть загадками позволительно лишь женщинам.

– Сколько восхитительного эгоизма, – улыбнулся я. – Жаль, что нет никакой тайны. На деле именно так, как сказал. Или ты хочешь устроить допрос практически на смертном одре Фергюса?..

В прекрасных глазах сменилось несколько выражений: от сомнения и злости до любопытства, смирения и раздражения. Мак-Суини вновь бросила взгляд на едва дышащего сына гранда, поморщилась.

– Да не подохнет, не беспокойся. Ты вовремя сработал. Мордашка потеряет в смазливости, видеть станет хуже. Но поумнеет ли?

– Сомневаюсь.

– Я тоже.

Мы переглянулись, настороженность в ее взгляде слегка подтаяла под напором искр ироничной насмешки. А я опять невольно залюбовался – точеной фигуркой, аристократическим профилем. Диссонанс между образом суровой воительницы и извечным флером невыразимого очарования также приковывал внимание.

– Это приводит нас к вопросу о том, что ты собираешься с ним делать, – усилием воли заставив себя вернуться к серьезному тону, сказал я. – И вообще…

– Пытаешься понять, на кого работаю? – озвучила невысказанный вопрос Талли. – И как так получилось, что легкомысленная певичка управляет отрядом головорезов?

– Судьба Фергюса мне небезразлична, – нейтрально отозвался я.

И вновь мы переглянулись. Теперь девушка смотрела с любопытством и насмешкой, а я скорчил непроницаемую мину. Пальцы от потайного кармана убрал как можно дальше, руки держал свободно и на виду, но действия продумал: как пойду, что сотворю.

Излишней доверчивостью и раньше не отличался. А уж когда вернулся в Тару и вляпался по горло в чужие интриги и неприятные истории, так и подавно. И как бы ни симпатизировал Талли, но приготовился защищать Мак-Грата до последнего.

– Вижу, – медленно сказала девушка, красноречиво огляделась. – И в дуэли поучаствовал, и прикрыл раненого от атаки отребья, раны обработал как умел. Кругом герой.

Раздались шаги, и в молельный зал вернулся боец по имени Финбар с парочкой гвардов и импровизированными носилками – где-то отыскали два ржавых стальных профиля, увязали тряпками и веревками, обрывками проводов. Подчиненные Талли сложили свою конструкцию рядом с сыном гранда. Принялись споро менять повязки поэта на чистые, заливать раны антисептиком, сделали пару инъекций. Затем аккуратно подхватили раненого за плечи и ноги, приготовились приподнять.

– Не так быстро, – самым милым тоном произнес я.

По-прежнему я стоял расслабленно, спокойно, но бойцы замерли и напряглись. Один медленно оглянулся и оценивающе посмотрел, рука второго украдкой поползла к рукояти револьвера на поясе. Глаза Мак-Суини сузились, девушка попыталась продавить меня взглядом, предугадать, как поступлю. Но когда не получилось, вздохнула и покачала головой:

– Успокойся, Ормонд.

– Я спокоен, Талли.

– А то я не вижу, как расчленяешь нас глазами. Прекрати. Угрозы нет.

– Просто хочу, чтобы ты внесла ясность, прежде чем сии достойные господа заберут моего друга. Я ведь не знаю, куда потащите и что сделаете. Может, в каземат кинете, а потом будете требовать выкуп. Или придушите тихонько.

– Знаешь, с учетом того, сколько раз мои люди вытаскивали идиота из переделок, прикрывали от пьяного сброда и ворья, сколько покушений предотвратили, я бы лично придушила, – раздраженно выпалила Мак-Суини, сверкнув глазами. – Повторяю, Орм, успокойся. Мы работаем на гранда.

– Ого! – удивился я. – Тайная служба?

– Можно сказать и так, – нехотя сказала девушка.

Что называется, попал не в бровь, а в глаз. На приеме у Мак-Молоуни я скорее в шутку пугал Брана предположениями о том, что певица на деле шпионка под прикрытием. И в принципе такое случалось. Нередко аристократы, не претендующие на наследство, или отдельные гнозис-мастера, лишенные денег, но обладающие толикой честолюбия, шли в тайные службы самого разного сорта и направления. Кто-то работал на Церковь, кто-то на дружественные Старшие дома, корпорации, Лигу, «партнеров» из соседних государств.

Политическое устройство Олдуотера будто располагало для шпионажа. И таковым многие занимались с разной степенью вовлеченности. Продажа информации для одних стала неплохим подспорьем, а для других основным доходом.

Хотя насчет Талли я правда шутил. Допускал вероятность того, что имеет контракт на сбор сведений с кем-то серьезным. Но что является боевым оперативником и агентом высокого ранга, и предположить не мог. И действительно поразился. Неисповедимы пути Господни.

– И как Мак-Суини занесло в услужение к Мак-Грату? Вы же вассалы и сателлиты дома Мак-Флинн. Но признаю, маскировка неплоха. Никто не догадается, что эти тонкие пальчики сегодня ласкают струны, а завтра режут глотки врагов престола.

– Ты преувеличиваешь, – фыркнула девушка. – Я, скорее, внештатный специалист для деликатных заданий. К тому же свободный человек и не принадлежу к правящей линии, могу выбирать, чем хочу заниматься и на кого работать. Да и иные причины имелись.

Развивать тему «особых поручений» я не стал. И устрице ясно, что занимается шпионажем, политикой, слежкой. Прикрытие идеальное – певица, музыкант. Заодно и за бедовым дружком присматривает, ведь фактически вертятся в одних кругах. Почему работает именно на гранда, вопрос интересный. Может, поймали на долге. Или предложили то, от чего отказаться не смогла. Вероятно и то, что действует как двойной агент. Но какая разница лично для меня или Фергюса? Никакой. Лишь забавно то, что невольно угадал род занятий тогда, на приеме. В каждой шутке есть доля шутки, да.

Помедлив, я нехотя обронил:

– Тем не менее пытаешься выбить признание в том, чего нет.

– Работа такая.

Пожала плечами и сложила руки на груди с независимым видом: дескать, не твое фоморье дело.

– Железный аргумент, – пробормотал я. – И не поспоришь.

– Вот и не спорь! – с вызовом сказала девушка. – Так твои подозрения развеяны? Нам можно наконец спасти Фергюса? Или ты будешь щерить клыки и дальше?

Требовать жетон или какой-либо документ глупо. Но с большой долей вероятности Талли говорила правду. Я не мог прочитать мысли, но улавливал эмоции. Она злилась, испытывала нетерпение и беспокойство по отношению к сыну гранда.

Тревогу за жизнь поэта и я испытывал нешуточную, но сейчас слишком устал, чтобы хоть как-то проявлять эмоции. Стоило признать, что мог – сделал. Если буду тянуть, ему не смогут помочь даже медики-гнозис. И на самом деле спрашивают из вежливости, желания избежать лишних проблем. Что ж, а для меня сие повод сохранить лицо.

– Валяйте, – повелительно, как настоящий лорд, махнул рукой я. – Не уроните по дороге.