Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поскольку я этого не сделал, то по истечении шести часов мне автоматически был присвоен статус «самовольное оставление части или места службы». После истечения ещё трёх суток, статус был изменён на «дезертирство с места службы», с автоматическим объявлением в розыск. Далее пошла отработка стандартной процедуры с подключением сил гражданской полиции. Ею я и был задержан, после того, как обнаружилось перемещение моего телефона по городу и обмен звонками с него.
Всё это мне рассказал следователь, перед тем, как зачитать обвинение. Похоже, он хочет показать себя человеком, находящимся на моей стороне. Однако я решил больше не открывать рот, полагаясь только на свой ум, так что…
— Я не буду ничего объяснять без своего адвоката, господин капитан. –заявляю я.
— Как пожелаете. — ничуть не показав, что он чем-либо недоволен, отвечает мне следователь. — Только прошу учесть имеющуюся в данный момент ситуацию. Совсем недавно, в очередном инциденте с войсками Пукхан, погибли трое моряков нашего военно-морского флота. Ещё трое числятся пропавшими без вести. Скорее всего, — они тоже погибли, а их тела находятся на затонувшем катере. Уверен, ваш проступок будет целиком рассматриваться через призму данного события. Поэтому, сангса, рекомендую не усложнять работу следствия капризами и противопоставлением себя обществу. Да, у вас есть определённая популярность и успехи, но в этом конкретном случае они не будут оказывать никакого влияния на решение суда. Вам понятно?
«Да уж, не вовремя северяне устроили эту провокацию. Но тут уж ничего не поделать». — с сожалением думаю я и говорю: — Так точно, господин капитан. Понятно. Но, всё равно, от своего решения общаться со следствием только через адвоката я не отступлю. Не сочтите это капризом.
— Я понял. — говорит капитан и закрывает раскрытую перед собою на столе папку с документами. — Будем ждать назначения защитника…
Время действия: тридцать первое декабря. Вечер.
Место действия: камера предварительного заключения в здании военной полиции
Сегодня Новый год. Время, когда люди оглядываются в прошлое, а затем с надеждой смотрят в будущее. Даже не предполагал, что когда-нибудь встречу этот замечательный праздник в тюремной камере, верхом на табуретке. Ни ёлочки, ни гирляндочки, ни телевизора, по которому крутят кинофильм «С лёгким паром!». Стены вокруг меня те же самые, что и вчера. Такими же они будут завтра. Никаких различий. Правда, сегодня на ужин дали десерт — вафли с яблочной начинкой. Вафли! На Новый год! Просто восторг!
Сладкую добавку распечатывать не стал. Покрутил в руках, прочёл на обёртке, — что за радость приплыла к моему баркасу, и положил обратно на поднос. Вернул назад вместе с грязной посудой. Ну их, всех,… в баню, с ихними подачками!
На данный момент «житие мое» выглядят весьма неважнецки. Во-первых, — информационный вакуум. Доступа к радио, к телевизору, к газетам не имею. Что происходит в мире — неизвестно. Во-вторых, — в посещениях мне отказано. Статья, по которой я «прохожу», относится к разряду «тяжёлых». Чуть ли не рядом с государственной изменой. Поэтому, — ни о каких встречах с близкими не может быть и речи. Вот вынесут приговор, — тогда и получишь право на свидания. А пока, — сиди и не чирикай. Ну и в-третьих, — настораживающее равнодушие юристов, занимающихся моим делом. Словно всем всё равно, и они просто «отрабатывают номер». Рассказал адвокату, что у меня когда-то была амнезия и по состоянию здоровья я вообще не должен оказаться в армии. На что получил ответ, — такое невозможно, так как служить попадают проверенные по здоровью индивиды. Я объяснил. Меня не «призвали», а «мобилизовали» без всякой медкомиссии и на этом факте можно выстроить защиту. Но адвокат на предложение отреагировал совершенно вяло. Пообещал сделать запрос и чё-то вот с тех пор никак. Напомнил ему. Тот ответил, — «бумаги отправил, жду ответа». А как там на самом деле, — одному богу известно. Может, он вообще ничего не отправлял? Такое ощущение, словно вопрос со мной решён и сейчас всё просто движется от одной юридической процедуры к другой. По накатанным рельсам, в конце которых меня ждут пять лет каторги. Охренеть, как я поайдольствовал!
И, главное, — непонятно, как перевести дело на другой путь, ну или хотя бы его «притормозить»? В ответ на предпринятые попытки узнал, что вопрос законности вовлечения несовершеннолетней ян в ряды вооружённых сил, — в рамках текущего разбирательства не рассматривается, как не имеющий отношения к факту дезертирства. Если я пожелаю, то могу подать в суд, создав отдельное делопроизводство. А сейчас — нет.
Тем не менее, я всё равно решил ещё «побарахтаться» и заявил, что причиной побега стали тяжёлые условия быта для несовершеннолетней. Однако, следователь сделал запрос в воинскую часть и получил в ответ справку, в которой была подробно расписана моя «служебная нагрузка». По документу выходило, что в марш-бросках я не участвовал, занимался военной подготовкой в среднем объёме, моя воинская специальность не требовала значительных физически нагрузок, а в последнее время я вообще пребывал в трёхмесячной командировке с проживанием дома, у мамы. Поэтому ни о каких невыносимых условиях говорить нельзя. Скорее, здесь можно делать вывод о том, что я зазнался и наплевал на ту малость, которую ожидало от меня государство — явиться в воинскую часть при объявлении тревоги. Кстати, следователь напомнил о том, что страна мне ещё ежемесячно платила. Платила из денег, собранных у народа, на защиту которого я не соизволил притащить свою задницу. А полученные международные призы — неоспоримое свидетельство пренебрежения основным долгом, который был принесён в жертву ради личного благополучия и обогащения!
Не буду утверждать, что именно так, не жил в столь давние времена. Но когда услышал «загибон» о «международных призах», то невольно подумал — «словно на допрос в НКВД попал!». Чего бы не сказал — оказываешься везде виноват, и лучше просто написать под диктовку, дабы не стало ещё хуже, — « признаю, что занимался разработкой дальнего тяжёлого бомбардировщика с целью полететь на нём в Кремль и разбомбить товарища Сталина.» Только, слава богу, сейчас не те времена и не та страна, поэтому ни в чём сознаваться я не собираюсь. Пока бить не начнут — пусть идут все в жопу! Армейцы — гады. Не хочу иметь с ними никаких дел! Да и все остальные — тоже их не лучше. Сначала — Чо СуМан плюс «сотоварищи» выступили «единым стадом», проблеяв, что не станут со мной работать. Следом агентство начало лягаться словно бешеный ишак, а «КЕМА» — его радостно поддержало. Теперь армия решила забить последний гвоздь в крышку моего гроба. Да и чёрт с ними, со всеми! Не пропаду. У меня есть более интересные занятия, чем пытаться доказать свою правоту каким-то ослам!
Чем занимаюсь? Времени между свиданиями со следователем и адвокатом много, использую его на медитацию. Стараюсь вызвать у себя ощущение восторга. Того, который охватывал меня, когда снились золотые пылинки. Пока не получается. Но дорогу, как говорится, — осилит идущий. Может, когда-нибудь и «накроет». Ещё несколько раз попробовал вспомнить свой путь от госпиталя до храма, — но совершенно в этом не преуспел. Ну не помню, хоть тресни! Сделал попытку обдумать — «почему люди со мной так поступили?», от которой отказался буквально через минуту. Всё! Это прошлое, в которое нет возврата. Зачем пытаться понять то, что осталось позади? Впереди — будущее, новые места, люди с другим менталитетом, а для Кореи меня больше нет. Не сложилось, так не сложилось. Считаю — зла никому не делал. Творил одно лишь добро, от которого и пострадал. Ну ненужно оно никому оказалось, — сами себе злобные Буратины! А я не Терминатор на вечных батарейках, чтобы продолжать причинять счастье, до тех пор, пока Солнце не погасло…
В камере раздаётся писк. Поднимаю голову, смотрю на часы, вмонтированные в стену рядом с дверью.
Всё! Пора ложиться спать. Сегодня, в честь праздника, «отбой» на час позже, но до полуночи остаётся ещё два часа. Новый год я просплю. Пока весь мир будет пить, гулять и веселиться, я буду одиноко лежать
