По пути к выходу Шаол изо всех сил старался выглядеть спокойным. Он непринужденно попрощался с гвардейцами. Мысленно благодарил снежные бури, задержавшие Эдиона в горах. Иначе тот бы мог нос к носу столкнуться со своей давно исчезнувшей двоюродной сестрой.

Если бы Эдион знал, что Аэлина жива; если бы знал, кем она стала… наконец, если бы он узнал, что ей известно о тайном источнике силы короля, чью сторону он бы принял? Помог бы двоюродной сестре или уничтожил ее? При тех зверствах, что он творил в своем родном Террасене, и помня о черном кольце… Шаол понимал: необходимо держать генерала как можно дальше от Селены. И от Террасена тоже.

Он думал о том, сколько крови прольется, когда Селена узнает о «подвигах» своего двоюродного братца.

До башни принца Шаол и Дорин шли молча. Когда они свернули в последний коридор, где можно было не опасаться чужих ушей, Дорин сказал:

– Напрасно ты встрял.

– Эдион непредсказуем и опасен, – угрюмо ответил Шаол. – Потому и встрял.

На этом их разговор мог бы и кончиться. Шаол не был настроен его продолжать, но все-таки добавил:

– Я опасался, что вы сорветесь. Как тогда, в галерее. – Шаол тяжело выдохнул. – Вам удается справляться… с этим?

– Иногда удается, а иногда не очень. Стоит рассердиться или испугаться, и это само лезет из меня.

Коридор оканчивался арочной деревянной дверью, скрывавшей лестницу, что вела в башню. Дорин взялся за ручку, но Шаол остановил его, вновь положив руку на плечо.

– Я не хочу знать никаких подробностей, – прошептал он, чтобы не слышали караульные у двери. – Не хочу, чтобы все, о чем я узнал, было использовано против вас. Дорин, я делал ошибки и не намерен их отрицать. Но моя главная задача не изменилась. Ваша безопасность была и осталась для меня на первом месте.

Дорин окинул его долгим взглядом, склонив голову набок. Должно быть, вид у капитана был столь же жалкий, как и его внутреннее состояние, потому что принц спросил его почти ласково:

– Скажи мне правду: зачем ты отправил ее в Вендалин?

Шаола разрывало от душевной муки. Ему отчаянно хотелось рассказать принцу о Селене, освободиться от невыносимого груза тайн, но он не посмел.

– Я отправил ее выполнять то, что необходимо выполнить, – только и ответил Шаол.

Повернувшись, он зашагал по коридору. Дорин его не окликнул.

Манона поплотнее закуталась в кроваво-красного цвета плащ и прижалась к стене чулана. Сквозь стену было слышно, как переговариваются трое крестьян, вломившихся в ее дом.

Весь день ветер приносил ей дурные предчувствия, увеличивая страх и гнев. Отбросив привычные дела, Манона стала готовиться к встрече незваных гостей. Потом она забралась на соломенную крышу своего домика с белеными стенами и повела наблюдение за окрестностями. Постепенно стемнело. Манона продолжала сидеть на крыше. Наконец она увидела колеблющееся пламя факелов, мелькающее над высокими травами луга. Жители деревни не попытались задержать этих троих, хотя больше никто с ними и не пошел.

Говорили, что в их маленькую зеленую долину на севере Фенхару явилась крошанская ведьма. Все недели жалкого существования, которое влачила здесь Манона, она каждую ночь ждала вторжения. Так было во всякой деревне, где она жила или куда наведывалась.

Манона затаила дыхание и по-звериному замерла: кто-то из незваных гостей вошел в ее спальню. Высокий бородатый крестьянин, широкие ладони величиной с суповые миски. От него разило элем, и зловоние проникало даже в чулан. А еще он жаждал крови. Ее, Маноны, крови. Жители деревни безошибочно знали, как они поступят с ведьмой, торговавшей с заднего крыльца зельями и прочими снадобьями и умевшей предсказывать пол еще не родившегося ребенка. Удивительно, что они так долго набирались храбрости для расправы с нею. Жалкие людишки, привыкшие бояться всего, чего не могли понять их куриные мозги.

Крестьянин замер посреди спальни, потом двинулся к кровати.

– Мы же знаем, что ты где-то здесь, – фальшиво добрым голосом произнес он, не переставая озираться. – Просто хотим поговорить. Понимаешь, кое-кто из наших тебя боится. Могу побиться об заклад: они тебя боятся больше, чем ты их.

Грош цена его вкрадчивым речам. Когда верзила нагнулся, чтобы заглянуть под кровать, Манона заметила блеск кинжала. История повторялась: что в захудалых городишках, что в насмерть перепуганных деревнях.

Пока крестьянин разглядывал подбрюшье кровати, Манона выскользнула из чулана и нырнула за дверь, в темноту.

В кухне позвякивало и постукивало – было понятно, чем занимались спутники верзилы. Они не столько искали ведьму, сколько тащили все, что под руку попадется. Правда, брать особо было нечего. Манона поселилась в пустующем доме, и все находившееся здесь имущество было чужим. Ее собственные пожитки умещались в мешок, лежащий в чулане. Манона привыкла не обременять себя вещами. Чужого не брала и своего нигде не оставляла.

– Ведьма, мы хотим всего лишь потолковать.

Крестьянин отвернулся от кровати и наконец заметил чулан. Усмехнулся – торжествующе, предвкушая расправу.

Этот болван даже не слышал, как закрылась дверь спальни. Впрочем, Манона заблаговременно смазала в доме все дверные петли.

Лапища верзилы схватилась за ручку чулана. Кинжал неуклюже болтался у него на поясе.

– Вылезай, крошаночка, – все с тем же фальшивым дружелюбием произнес крестьянин.

Молчаливая, как смерть, Манона приблизилась. Этот дурень не замечал ее присутствия, пока она не прошептала ему на ухо:

– Не на ту ведьму напал.

Верзила дернулся, ударившись спиной о дверь чулана, и выхватил кинжал. Теперь ему было страшно, по-настоящему страшно. Вон как тяжело дышит. Манона просто улыбалась. Ее серебристо-белые волосы переливались в лунном свете.

Только сейчас крестьянин заметил закрытую дверь и собрался крикнуть. Но Манона улыбнулась еще шире, выдвинув из десен свои железные, невероятно острые зубы. Верзила попятился и снова ударился спиной о дверь чулана. От ужаса его глаза закатились так, что зрачки исчезли, остались только сверкающие белки. Выпавший кинжал запрыгал по полу.

Манона взмахнула руками перед его носом, и железные когти поверх ногтей блеснули, словно маленькие молнии. Пусть хорошенько обделается со страху, красавец.

Шепча молитву своим мягкосердечным богам, крестьянин стал пятиться к единственному окну спальни. Манона ему не мешала. Пусть думает, что у него есть шанс убраться отсюда живым. Продолжая улыбаться, она медленно приближалась к нему. А потом вцепилась в горло: он даже крикнуть не успел.

Когда с этим было покончено, Манона бесшумно вышла из спальни. Двое других продолжали наполнять мешки ворованным добром, искренне веря, что все это принадлежит ей. Кто здесь жил до нее и что стало с этими людьми, Манону не занимало. Должно быть, умерли. Или убрались подальше от нечистых мест.