Вы будете смеяться, но половина наших умников со станции мне завидует… Нет, в самом деле, к этому бы кораблю да мозги учёного, а не пилота. Было бы больше толку.

– Миша, время.

– Час семнадцать минут одиннадцать секунд от контакта.

– Час семнадцать минут. Всего лишь час с хвостиком… А ведь там была примитивная жизнь. Вода, атмосфера… Holy shit, там же ни один микроб не выжил.

– Катастрофы планетарного масштаба не так редки, как вы думаете. Мы относимся к этому явлению философски. Но… Должен согласиться, зрелище это величественное и пугающее.

– Даже тебя проняло, Вуур? М-да…

Висящий в пространстве сгусток расплавленного до белого свечения камня. Шаром это было сложно назвать: на одном его боку вспухла и, не желая опадать, неслась по новообразованному экватору гигантская, высотой чуть не в треть диаметра, раскалённая волна. А вокруг планеты, величественно погружаясь в кипящую магму, плыли пылающие алым свечением обломки столкновения размером с континент. Трудно поверить, что чуть больше часа назад это был юный мир с едва народившейся жизнью, что вместо бурлящего ада там расстилался безбрежный мелководный океан, испещрённый архипелагами островов.

Если верна теория наших учёных, однажды ровно то же самое произошло с Землёй. И если раньше это не укладывалось в моей голове из-за масштабов события, то теперь, насмотревшись лично, поверил сразу и бесповоротно.

Почти все мои боты, запущенные к планете, погибли, уничтоженные ударами бесчисленных осколков столкновения двух молодых планет, но я до последнего получал с них данные, которые наша учёная братия на станции с руками оторвёт. Чего стоила одна только картинка, снятая с поверхности водной планеты… Медленное – из-за гигантских масштабов, реальная скорость там была ого-го – приближение тёмного, испятнанного лавовыми полями, шара, постепенно заслоняющего вечернее зелёное небо. Вспухающий горб воды, вытягивающейся навстречу незваному гостю. Затем, словно понимая, что водяным щитом не заслониться, потянулась вверх, лопаясь, исходя лавой и яростно шипящим паром, тонкая ещё кора планеты. Но пришельца невозможно было остановить. На его поверхности поднялся точно такой же приливной горб тонкой коры, из-под которой сквозь новые и новые трещины била магма. В какой-то момент фонтаны расплавленной породы образовали фантастические раскалённые кружева, на недолгие секунды зависшие в тонкой компенсационной прослойке между гравитационными полями обеих планет. Потом туда же устремилась верхушка исполинской водяной волны, огонь и вода породили облака пара, в которых за секунды до столкновения родилась невероятная, гигантская, нереально яркая двойная радуга. Это зрелище потрясло меня сильнее всего… Наконец чёрная базальтовая поверхность пришельца за считанные мгновения преодолела атмосферу, и…

Объекты столкнулись не в лоб, а вскользь, по касательной, но и этого им хватило с головой. Чёрный планетоид размером чуть побольше Луны врезался в планету размером чуть поменьше Венеры. Обе полностью расплавились, слипшись в один горячий ком, вокруг которого теперь неслась сплющенная в диск масса таких же горячих обломков. Вот один из них, действительно величиной с земной материк, с величественной медлительностью поплыл вниз, к поверхности, с которой ещё был связан тонкой – всего лишь в пару сотен километров – «пуповиной» жидкого камня. И рухнул позади космических размеров цунами из расплавленной смеси камня и металлов, довершавшей первый круг. Что лишь добавило хаоса на несчастной планете.

– Что с магнитным полем?

– Свистопляска. Магнитометры с ума сходят. И вообще, пора отойти подальше, мы в зоне поражения.

– Понял. Уходим.

– Экипаж, по местам. Двухминутная готовность.

«Арго» выходил из набитого неприятностями планетного диска молодой системы, словно поднимаясь над ним. Экипаж подавленно молчал: гибель целого мира, пусть даже населённого примитивными бактериями, действовала угнетающе, и не только на людей. Чуланец Вуур, наш медик и биолог, тоже впал в задумчивость. Размышления о хрупкости жизни перед лицом космоса с его грандиозными явлениями, впрочем, охватили всех. Даже меня. Явственное осознание своей малости, оно, знаете ли, весьма неприятно для самолюбия. Вселенная словно говорит нам: «Вы там, конечно, можете о себе думать что угодно, но не забывайте: есть вещи и явления, с которыми вам ничего не поделать».

Наверное, нам и вправду стоит почаще получать такие щелчки по носу, чтобы не задавались и не делали глупых ошибок.

«Арго» висел в пространстве, «приподнявшись» над системой на две с небольшим астрономических единицы. Пока моё «расчётное» ядро занималось первичной обработкой массива данных, пока системы корабля клепали новые боты взамен утраченных, экипаж постепенно приходил в себя и осмысливал увиденное. Я оправился раньше всех, возможно, потому, что был занят делом. На обратном пути у ребят будет полно работы, а сейчас пусть немного отдохнут и подумают. Это всем полезно.

Наше знакомство на базе космофлота прошло совершенно буднично. Тома, этого реднека-матерщинника, я знал не первый год. Тна Вуур оказался тем самым медиком с чуланского спасателя, который вытащил меня… то есть квантовый кластер с моей личностью с разбитого «Меркурия». За год он так прожужжал уши командованию флотов обеих планет ответственностью за мою жизнь, что его просьбу наконец-то удовлетворили, отправив на «Арго». Теперь этот зануда изводил меня постоянными расспросами и раскопками в файлах моей медицинской истории. Я, мол, в твою судьбу вмешался, и теперь в ответе за всё, что ты можешь натворить. Хороший стимул вести себя прилично, кстати. Иначе чуланец всю плешь прогрызёт наставлениями… Прочих до этого полёта я не знал. Маркуса, главтехника, взяли по рекомендации Кости – однокурсник, хороший спец, всё такое. Файлы двух его коллег-технарей пришлось выискивать во внутренней сети базы. Братья-близнецы Итиро и Таро до перевода на мой борт служили на военном корабле. На каком – не было упомянуто даже в тех файлах, но награды у обоих наводили на размышления. Мелкорослые, щуплые, немногословные японцы и жилистый немец из Гамбурга не были похожи на плакатных героев, призывающих молодёжь вступать в ряды военно-космических сил Земли. Зато они молча делали своё дело и не лезли мне в душу, в отличие от обоих учёных – немолодого уже астрофизика Виталия Петровича Щербакова и восходящую звезду планетологии Эрнеста Ромашкина. Если Виталий Петрович, живая легенда учёного мира, был эдаким шаблонным профессором – седоватым дядечкой в старомодных очках, «живчиком» с шилом в одном месте и закоренелым фанатиком своего дела – то Эрнеста стоит описать особо. Именем его одарила мама-немка, внешностью – отец, чемпион Евразии по боксу в супертяжёлом весе. От кого из родителей ему достались уникальные мозги, пусть генетики гадают, но этот тридцатилетний двухметровый громила с вечно хмурым лицом был одним из умнейших людей Земли. И если астрофизик просто заваливал меня массой вопросов, то этот помалкивал и делал какие-то свои выводы.

– Том, – я как-то подловил момент, когда выпала возможность поговорить со старым другом без свидетелей. – Кому из экипажа известно, кто я такой?