– Я могу повторить, что вы сейчас сказали, мадемуазель, – предложил Аньян, и урок продолжился.

Когда прозвенел звонок на перемену и все вышли из класса, учительница задержала меня и сказала:

– Знаешь, Николя, я не хочу тебя огорчать, я ведь понимаю, что это замечательный подарок. Если ты пообещаешь вести себя прилично, больше не играть с фотоаппаратом в классе и хорошо работать, я его тебе верну и зачеркну ноль, который ты получил.

Я честно-честно пообещал, и она отдала мне фотоаппарат и сказала, чтобы я бежал к своим друзьям во двор. Знаете, у нас всё-таки классная учительница, просто классная!

Когда я спустился во двор, меня окружили ребята.

– Мы уже и не надеялись тебя увидеть, – сказал Альцест, который как раз жевал булочку с маслом.

– И к тому же она тебе вернула фотоаппарат! – обрадовался Жоаким.

– Да, – кивнул я, – сейчас будем фотографироваться, встаньте-ка все вместе!

И все ребята собрались, даже Аньян пришёл.

Проблема была одна: в инструкции написано, что мне надо отойти от них на четыре шага, а у меня пока ещё слишком короткие ноги. Поэтому шаги вместо меня отмерял Мексан, у которого ноги очень длинные и с огромными грязными коленками, а потом он пошёл и встал рядом со всеми остальными. Я посмотрел в маленькое окошко, чтобы проверить, все ли помещаются, но голову Эда я не увидел, потому что он слишком большого роста, а половинка от Аньяна выступала за правый край, да ещё у Альцеста половину лица закрывал бутерброд, но он всё равно никак не хотел его отложить. Все они улыбнулись, и тогда я – щёлк! – их сфотографировал. Классный получится снимок!

– Неплохой у тебя аппарат, – сказал Эд.

– Да ну! – скорчил гримасу Жоффруа. – У меня дома есть гораздо лучше, мне папа купил, со вспышкой!

Тут все засмеялись, потому что действительно, Жоффруа вечно болтает что попало.

– И что же это такое – вспышка? – спросил я.

– Ну, это такая лампа, которая делает «пуф!», как во время салюта, и тогда можно снимать ночью, – объяснил Жоффруа.

– Ты просто врун, вот ты кто! – сказал я Жоффруа.

– Если хочешь, Николя, – предложил Альцест, – я могу подержать фотоаппарат.

И я отдал ему фотоаппарат, но попросил быть поосторожней: у него все пальцы были в масле, и я боялся, что он у него выскользнет. Мы начали драться, и тогда прибежал Бульон, наш воспитатель, и нас разнял.

– Что тут у вас ещё случилось? – недовольно спросил он.

– Николя, – объяснил ему Альцест, – дерётся с Жоффруа, потому что его фотоаппаратом ночью нельзя делать салют.

– Не говори с набитым ртом, – сказал Бульон. – Что это ещё за истории с фотоаппаратом?

Тогда Альцест отдал ему фотоаппарат, а Бульон заявил, что очень хотел бы его конфисковать.

– О! Нет, мсье, о нет! – закричал я.

– Хорошо, – строго сказал Бульон, – я его оставлю, но – посмотри мне в глаза! – ты должен вести себя хорошо и больше не драться, ясно?

Я сказал, что всё понял, а потом спросил, можно ли его сфотографировать.

Бульон, кажется, ужасно удивился.

– Ты хочешь меня сфотографировать? – спросил он.

– Да, да, мсье! – ответил я.

Тогда Бульон улыбнулся, а когда он улыбается, он очень симпатичный.

– Ну-ну, – сказал он, – ну-ну, хорошо, только побыстрее, потому что мне уже пора давать звонок с перемены.

Потом Бульон застыл посреди двора, одну руку положил в карман, а вторую себе на живот, выставил вперёд одну ногу и стал смотреть прямо перед собой. Мексан отсчитал мне четыре шага, и я посмотрел на Бульона в маленькое окошко: он был ужасно смешной. Щёлк! Я и его сфотографировал, и он пошёл давать звонок.

Вечером, дома, когда папа вернулся с работы, я ему сказал, что хочу сфотографировать его вместе с мамой.

– Послушай, Николя, – сказал мне папа, – я устал, убери свой аппарат и дай мне почитать газету.

– Это нехорошо с твоей стороны, – рассердилась на него мама. – Почему ты отказываешь малышу? Для него эти фотографии станут замечательным воспоминанием.

Папа тяжело вздохнул, встал рядом с мамой, и я отщёлкал шесть последних кадров на плёнке. Мама меня поцеловала и сказала, что я её личный маленький фотограф.

На следующий день папа взял с собой мою плёнку, он сказал, что её надо проявить. Пришлось ждать несколько дней, чтобы увидеть готовые фотографии, и я никак не мог дождаться. И вот вчера вечером папа принёс их домой.

– Неплохо получилось, – одобрил папа, – особенно те, на которых твои школьные приятели и этот усатый… А те, что ты снимал дома, немножко темноваты, зато они самые смешные!

Мама тоже пришла посмотреть, папа показал ей фотографии и засмеялся:

– Надо же, по-моему, сынок тебя не балует!

Мама покраснела, быстро забрала фотографии и сказала, что пора садиться за стол.

Не понимаю только, почему мама совершенно изменила своё мнение. Она сказала, что папа был прав, что фотоаппарат – это не игрушка, и маленьким мальчикам не следует делать такие подарки.

И убрала мой фотоаппарат на шкаф, на самый верх.

Мы с ребятами – Эдом, Жоффруа, Альцестом, Аньяном, Руфюсом, Клотером, Мексаном и Жоакимом – были на пустыре. Не знаю, рассказывал ли я вам уже о своих друзьях, но я точно помню, что о пустыре я уже говорил. Классное место: там есть консервные банки, камни, кошки, всякие деревяшки и машина. Это машина без колёс, но мы здорово проводим в ней время: можно делать «врум-врум-врум» и играть в автобус и в самолёт. Короче, отличная вещь!

Но на этот раз мы собрались не для того, чтобы играть в машине. Мы пришли играть в футбол. У Альцеста есть мяч, и он всегда его приносит, но при условии, что сам будет вратарём, потому что не любит бегать. Жоффруа, у которого очень богатый папа, разоделся как настоящий футболист: сине-бело-красная футболка, белые трусы с красной полоской, толстые носки, наколенники и обалденные бутсы с шипами. Но вообще-то его наколенники гораздо больше пригодились бы другим, потому что Жоффруа, как говорит тот мсье по радио, – жёсткий игрок. Особенно с такими бутсами.