Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да что ты можешь в мужчинах понимать?
— Тут ты права. С тобой мне не сравниться. С таким количеством членов, которые ты перебрала, пока до моего папашки добиралась, было бы странно, если бы ты опыта не набралась! Что, теперь жалеешь, что тебе вовремя такой, как Рамзин, не попался? А то на него охоту открыла бы.
— Дура! Невозможно охотиться на охотника! И такого ловить бес толку. Все равно не удержать. И мой тебе совет — если не хочешь потом до конца жизни сравнивать с ним каждого своего мужика не в их пользу, не спи с ним. Второй раз тебе такой же вряд ли попадется, и будешь мучиться.
— Спасибо за заботу! — только уже как-то поздновато.
Я иду, не желая дальше лаяться с ней. Надоело это мне уже до тошноты.
— Думаешь, ты намного лучше меня? — несется шипение в спину.
Нет. Похоже, теперь, когда меня выгодно продали в добрые, а главное, нужные руки, я не особо от нее отличаюсь. Только она продавала себя по собственному желанию, стремясь пристроиться получше. А я позволяю сделать это за меня. Почему? Потому что по большому счету мне на все плевать. Даже на себя. У меня давно уже нет иллюзий и розовых очков. Так какая, в сущности, разница? В жизни нет ничего, кроме удовольствий, которые можно получить здесь и сейчас за деньги. А никакой любви до гроба в горе и в радости, преданности, непродающейся дружбы и душевной близости не существует. НИ-ЧЕ-ГО! Нежная девочка Яна, которая верила во все эти глупости, померла от горя много лет назад, увидев всю неприглядность человеческих отношений, ее омерзительно честную изнаночную сторону. Пока у тебя есть деньги, и ты здоров, тебя любят и ценят. Когда ты нищий или больной, ты не нужен никому. Тебя вышвыривают, заменяют кем-то другим с оглушающей простотой и легкостью. И продолжают дальше жить, не мучаясь никакими моральными дилеммами. Не тоскуя по ночам, не вспоминая и не рыдая в тоске в подушку, пока никто не видит. Нет никаких неумирающих чувств. Сегодня ты есть, завтра тебя нет, а человек, которому ты сдуру позволяешь стать центром твоего мироздания, просто идёт дальше. А эти все красивые иллюзии — для идиотов, не желающих видеть жизнь так, как она есть. Я не из их числа. Нет никакой магии чувств, а только дешевые фокусы, возня за ширмой. Так что я не собираюсь делать резких движений и отказываться от всего, что имею, просто ради какой-то никому не нужной гордости и никчемных жизненных принципов. Кому от этого будет легче? Чью жизнь это спасет? Красивые и эффектные жесты и поступки для книжек и кино. В реальной жизни им нет места. Хочет отец, чтобы я вышла за Вячика? Да ради бога! Я из этого теленка веревки совью, а через год, когда папаша вернет мне деньги и свободу, вообще свалю от всех и буду жить в своё удовольствие.
Как только я стала раздеваться, раздался требовательный стук в дверь.
— Яна, какого черта. Вернись сейчас же попрощаться с Вячеславом. Это ужасно невежливо.
Не-а, папочка, ужасно невежливо будет прощаться с моим новоиспеченным женишком, сверкая свежими засосами. Вот это, правда, не комильфо.
— Пап, меня тошнит. Извинись за меня перед Вячиком. Я ему завтра позвоню.
Отец молчит с минуту, видимо, понимая, что вытащить меня добровольно не удастся, а скандалить, когда внизу гости, не вариант.
— Мы еще поговорим об этом, — недовольно говорит он сквозь дверь и уходит.
А как же, поговорим. Ты само собой не забудешь высказать мне все, что об этом думаешь.
Я переодеваюсь, выбирая сегодня узкие джинсы и короткий топ, открывающий живот, но надежно скрывающий моё меченное горло. Выскальзываю в двери. Повинность я отбыла и заслужила немного оттянуться. Выбираюсь в окно на первом этаже и отправляюсь в клуб.
Музыка, выпивка и толпа чужих людей, где никому нет ни до кого никакого дела. Да, это то, что мне сейчас нужно.
Не ищу целенаправленно Антошу, но куда же от таких, как он, в подобных местах денешься. Само собой он находится в толпе подобных ему золотых мальчиков и девочек, вальяжно развалившихся на мягких диванах в вип-зоне. Сидят со скучающими мордами, изображая офигительно крутых челов. Невольно вспоминаю манеру держаться Рамзина. Вот уж кому не нужно напрягаться, чтобы выглядеть хреновым императором среди толпы черни.
Антоша видит меня, и вся его показная скука слетает, и он ерзает на месте и машет тонкой лапкой, пытаясь привлечь моё внимание. Я смотрю на него, но нарочно не двигаюсь с места. Он, не выдержав, подрывается и подходит ко мне.
— Солнышко, ты куда в тот раз пропала? — перекрикивая музыку, спрашивает он.
Уехала трахаться до потери сознания в прямом смысле слова. Я безразлично пожимаю плечами. Как будто я намерена перед ним отчитываться.
— Пойдем к нам?
Не особо хочу общаться с ним и его компанией и разворачиваюсь к бару. Спустя несколько коктейлей и море болтовни Антоши, которому мне хочется с наслаждением двинуть стаканом по лицу, чувствую устойчивое желание просто забить на все и танцевать. Что, собственно, и делаю, уходя не оборачиваясь на танцпол. Моё тело — музыка, мое сердце — просто биение басов, меня ничего не волнует, и мной ничто не управляет, кроме ритма. Антоша жмется сзади ко мне, и мы двигаемся вместе. В танце он не так уж и плох. Впереди появляется еще один из полузнакомых парней из их компании, и вот мы уже движемся втроем. Руки парней осторожно скользят по моим бокам. Мне неожиданно нравится этот тесный контакт, в котором именно я веду, и у меня вся власть. Откидываюсь полностью на Антошу и прижимаюсь задницей к его паху. У него уже стоит, и по телу Антоши пробегает дрожь. Он стонет и обхватывает меня за талию, зарываясь лицом в мои волосы.
— Детка, ты такая горячая, — бормочет он мне на ухо, тяжело дыша.
Запускаю руки в волосы парня передо мной и притягиваю его ближе. Трусь об обоих и вижу, как голубые глаза напротив подергиваются дымкой вожделения, и рот парня открывается.
— Господи, я сейчас прямо здесь кончу, — стонет Антон и целует меня за ухом.
В этот момент его кто-то дергает сзади и меня разворачивает, так как он не сразу сообразил разжать свои руки. Мой локоть больно сжимают,
