— Он что, голубой?

— Как небо мая, дорогая. Если бы его сыграл голливудский актер, это был бы… Антонио Бандерас. Ты же знаешь, я просто обожаю этих латинян. Так что, детка, мне хоть разорвись, ты же понимаешь?

— Если честно, не понимаю, — твердо отвечаю я, поправляя наушник мобильника и пытаясь втиснуться на свободное парковочное место величиной с фруктовую пастилку. — Джейми, ты же терпеть не можешь театр. Ты говорил, что это вымирающая форма искусства и что единственная причина, по которой ты посещаешь театр, — периодически возникающее желание усладить себя зрелищем разлагающегося трупа.

— Да, я помню. Театр существует потому, что бездарные актеры тоже должны где-то работать. Но этот режиссер та-акой потрясающий и я так давно ни с кем не спал, что начал сомневаться: а вдруг сейчас все изменилось.

— Ты же и двух недель еще не пробыл в одиночестве.

— Для гея это целая вечность. Мы и вы — абсолютно разные виды. Просто считай нас параллельной вселенной.

Раздается тихий «бумс» — я неосторожно стукнула бампер машины впереди.

— Ты что там, паркуешься, мисс Растяпа? — Они все надо мной подшучивают, потому что я близорука и, ко всему, водитель из меня аховый.

— Ну да. Я-то иду на встречу. Я ни за что не бросила бы друзей, даже если бы меня на тот же полдник пригласил Колин Фаррелл.

— Ну ты же такой пупсик! Я верю, что ты сможешь мягко объяснить остальным, почему я не приду. И я верю, что благодаря твоим умным словам они не испытают душевного потрясения от того, что меня с вами не будет. Я ведь, в сущности, центр, вокруг которого вы все вращаетесь. А это большая ответственность.

— Скромность, как у политика, — устало вздыхаю я. Джейми твердо решил не приходить, с этим надо смириться, ничего не поделаешь. — Ладно, ты победил. Я выполню за тебя твою грязную работу и передам известие, что какая-то смазливая морда для тебя важнее, чем Очаровательные девушки. Но бог тебе в помощь, когда ты будешь разговаривать с ними в следующий раз.

— Ты просто ангел небесный. В рай брали и за меньшее.

— И, кстати, надеюсь, что тебя прохватит ДП за это предательство.

— Что такое ДП?

— Двойной понос.

— Поздно, я так волнуюсь перед встречей, что меня уже пронесло. Вот что такое для меня театр. Натуральное слабительное.

Мы условились встретиться в «Кобальт-кафе» — роскошном, залитом солнцем ресторане с цветными скатертями по рисункам Кэт Кидстон, джаз-квартетом на эстраде и умопомрачительной картой вин.

— Обожаю полдники, — говорит Кэролайн, набрасываясь на солидную порцию омлета и жареной картошки, как голодный каменщик.

— Понимаю, — подхватывает Рэйчел, — это все равно что завтрак со спиртным.

Все мы уже выразили разочарование по поводу отсутствия Джейми тоном дружеского понимания — дескать, карьера прежде всего, или, как высказалась Рэйчел: «Я вырву его трепещущее сердце и брошу ему, вероломному, в лицо в нашу следующую встречу, если у него все пройдет удачно, а я вдруг буду в хорошем настроении».

— Он бросил нас из-за прослушивания в театре? Он говорил, что терпеть не может театр.

— Знаю, — говорю я, — я тоже это слышала.

— И если он думает, что я раскошелюсь на билеты на его гнусный спектакль — если он получит роль, — он глубоко ошибается. Особенно после того, как он уговорил нас высидеть всю эту жуткую пьесу Беккета.

Это была постановка «В ожидании Годо», в которой Джейми был занят почти год назад. Там режиссеру, по причинам, известным лишь ему самому, вздумалось перенести действие в немецкий концентрационный лагерь.

«Это означает вызов публике», — сказал тогда Джейми.

«Так оно и есть, — мрачно заметила Рэйчел. — Меня так и подмывало вызвать распространителя билетов, избить его и потребовать деньги обратно».

— Почему вы мне раньше не напомнили? — простонала я. — Я так и не оправилась от этого зрелища.

А еще мы обсудили беременность Кэролайн — она уже на третьем месяце и выглядит, как световая реклама этого состояния. По-моему, она в своей богатой внутренней жизни не ведает о том, что такое тошнота. Кстати, у меня бывают худшие симптомы и большее вздутие живота перед месячными. Она энергично это отрицает — естественно, жалуясь, что так много ест, что на ней лопаются колготки.

И потом, как я предполагала, разговор переходит на меня.

Впрочем, я подготовилась. В смысле, к разговору с Рэйчел. Кэролайн поддержала бы своих подруг, даже если бы мы решили продать все имущество с торгов и уехать к черту на рога, например в иракский город Эль-Фалуджа. Но Рэйчел, разумеется, это совсем другая песня. Поймите меня правильно, я нежно люблю ее, но она так умна и остра на язык, всегда опережает меня на три шага, использует столько остроумия, чтобы убедить в своей правоте, и особенно искрометно делает это на публике; она вовсе не хочет, чтобы я ходила по пятам за всеми своими бывшими, и, я знаю, это потому, что она присматривает за мной, но поди угадай, с какой целью.

Я уже большая девочка.

И мне нужен муж.

— Ну что, дорогая? — спрашивает Кэролайн, нежно потрепав меня по руке. — Как продвигаются твои курсы по поиску мужей? Было бы здорово, если бы ты отложила свадьбу до рождения моего малыша, когда я опять вернусь к десятому размеру.

— Или ты все-таки взглянула в лицо непознанному и поняла, что полное родство душ у тебя только с нами? — говорит Рэйчел, и я понимаю по блеску в ее глазах, что она только разогревается для длительной перепалки.

— Если у меня с тобой родство душ, тогда храни меня Бог. Ты звонишь в эфир, когда идут «Отчаянные домохозяйки»?

Я же вам говорила, что подготовилась.

— Со мной вместе звонит половина Северного полушария. Да все подряд звонят в эфир в «Отчаянных домохозяйках». Я просто имела в виду, что если бы ты хотела замуж, то вышла бы уже давно.

— Рэйч, ты бываешь очень жестока, пока не выпьешь, — отвечаю я, набрав полную грудь воздуха и напоминая себе, что она так говорит, потому что беспокоится за меня. Но… ну да…

Почему она так резко настроена против? Это очень деликатная тема, это моя личная ахиллесова пята. Если Рэйчел хочет поупражняться в остроумии, почему бы ей вместо этого не высмеять мою стрижку?

— Я всего лишь указываю на очевидное, Эмилия. Если ты хочешь острых ощущений, просто прими пилюлю и запей.

— Девочки, — тактично вмешивается Кэролайн, — я не затем трачу десять евро в час на приходящую няню, чтобы слушать ваши свары. Рэйчел, уймись.

— Извини, — отзывается та, но на настоящее раскаяние это не похоже.

— Ладно, проехали, — отзываюсь я, но тоже неискренне.

— Ну, так как идут дела?

— Вкратце или подробно?

— Конечно, подробно.