– Пойдем в другое место, – проговорил симпатичный пуэрториканец, – здесь сегодня слишком людно.

– А который час?

– Половина одиннадцатого.

Чтобы не замерзнуть, мы с Урсулой стали прохаживаться взад-вперед. На клубной стоянке лимузины, неизвестные мне спортивные машины…

Подъехал новенький серебристый «ягуар», шофер почтительно открыл дверцу, выпустив невысокого худого мужчину в черных джинсах и потертой кожаной куртке. Тот без видимых усилий протиснулся сквозь толпу и, кивнув секьюрити, исчез за дверями клуба.

– Кто это был? – пролепетала я. Стало так холодно, что от дыхания шел пар.

– По-моему, какой-то модельер, – отозвалась Урсула.

Я посмотрела на дверь, за которой только что исчезла знаменитость, и – вот ужас! – встретилась взглядом с секьюрити. Огромный, страшный, в темных очках, он поманил меня пальцем. Я оглянулась, надеясь, что он зовет кого-то еще, но мы с Урсулой стояли последними.

– Я? – пришлось ткнуть себя в грудь.

Охранник коротко, почти незаметно кивнул.

– Кажется, нас зовут! – Я схватила подругу за руку, и мы стали протискиваться сквозь толпу. – Простите! Позвольте, пожалуйста!

Сколько разных запахов: духи, одеколон, пот, сигареты, марихуана… Да, кое-кто, не таясь, курил косячок.

– Разрешите пройти! – пропела моя подруга, а потом возбужденно зашептала: – Боже, Джорджия, он нас позвал.

Вот мы у заветных дверей, и я держусь за малиновую ленту. У вышибалы лапищи размером с лопату, а зубы белее снега. В очках-хамелеонах я увидела свое отражение – высокая худая блондинка в синем свитере.

– Ты! – Шкаф ткнул в меня пальцем.

Мы с Урсулой двинулись к двери.

– Только ты. – Он схватил меня за руку. – А ты – нет. – К Урсуле вышибала даже не повернулся.

За спиной кто-то присвистнул, звук получился резкий и неприятный. Время остановилось, воздух стал густым и горячим.

Я заставила себя оглянуться и посмотреть на Урсулу. На красивом лице боль, обида и непонимание. За полминуты она состарилась лет на десять.

– Так ты заходишь? – насмешливо спросил Шкаф.

– Иди, Джорджия, заберу тебя в полночь.

Что она такое говорит?

– Без тебя не пойду. – Я умоляюще взглянула на охранника. Ну как можно быть таким бессердечным? Но он лишь головой покачал.

– Джорджия, иди!

– Черт знает что! – пробормотала я. Как мне хотелось оказаться за тяжелой серой дверью, откуда доносился рев музыки. Кто знает, будет ли у меня второй шанс?

Я снова взглянула на Урсулу: знаю ее с пеленок и всю жизнь восхищаюсь. Наверное, потому, что она единственная из моих знакомых, кто решился вырваться из болота Википими. А теперь моя богиня с убитым лицом дрожит на манхэттенском ветру… От противоречивых эмоций голова шла кругом. Захотелось ударить секьюрити, колотить кулаками в его широкую грудь за то, что обидел дорогого мне человека. А в то же время проснулась женская гордость: надо же, из всей толпы охранник выделил меня и посчитал красивее, сексапильнее и привлекательнее той, кому я всю жизнь поклонялась.

– Хватит раздумывать, иди! – подтолкнула меня Урсула. Казалось, еще немного, и она разрыдается. – Не будь идиоткой!

– Поехали домой! – бросила я и, схватив ее за руку, потащила сквозь толпу. Поскорее бы убраться подальше от «Студии-54»! Что угодно отдам, лишь бы перенестись в Нью-Хэмпшир, где люди не носят джинсы от Фиоруччи и золотистую парчу, зато умеют быть добрыми и сострадательными.

Мы молча шли по Пятьдесят четвертой улице к Таймс-сквер, веселыми желтыми огнями напоминавшей деревенскую ярмарку. Я держала Урсулу за руку, чувствуя, как под букле скрипит виниловый блейзер.

– Прости меня, – проговорила я, когда мы подходили к станции метро.

– Не глупи, – буркнула она, – тебе не за что извиняться.

– Зачем только я попросила…

– Хватит об этом, ладно?

Но мне было всего шестнадцать, и я не могла успокоиться по заказу, равно как и понять, что от моих извинений подруге только хуже.

– Тот парень наверняка ошибся, – не унималась я. – С какой стати ему…

– Пожалуйста, – судорожно сжала мою руку Урсула, – давай помолчим, ладно?

Мы спускались к платформе, с каждой ступенькой отдаляясь от яркого, бьющего в глаза гламура. В грязном, пропахшем мочой метро никто не обращал ни малейшего внимания на двух ярко накрашенных девиц в вечерних нарядах.

Ни с того ни с сего заболел правый глаз. Перепугавшись, я посмотрелась в зеркальце – отклеилась одна из накладных ресниц.

На станцию влетел поезд. Устроившись на жестких сиденьях, мы долгое время молчали. Урсула зябко куталась в бежевое букле. На полпути к дому она порывисто прижала меня к себе и поцеловала в щеку.

– Ты попала в клуб! Когда вернешься домой, вспоминай: ты попала в клуб!

– Меня зовут миссис Боско.

Невысокая пухленькая женщина произнесла свое имя с такой важностью и таким значительным видом, что все четырнадцать студентов, сидящие за полукруглым столом, просто не могли не услышать и не запомнить его.

Так начался мой первый день на парикмахерских курсах в Академии красоты Уилфреда.

Слезами, скандалами, многодневным молчанием и отказами от еды я все-таки добилась своего. «Если ты действительно меня любишь, то должна понимать, что мне нужно, а что нет!» И вот теперь, украдкой оглядываясь по сторонам, я спрашивала себя, чего ради было так изводить маму. В программе курсов значилось четыреста часов теоретической подготовки. Зачем мне теория? Я и так все знаю! Решив, что слушать не обязательно, я принялась разглядывать миссис Боско. Та-ак! На ней красная юбка с золотой оторочкой и красно-черный джемпер-лапша, такой обтягивающий, что шлевки бюстгальтера и жировые валики по бокам так и выпирают.

«Химический релаксатор», – написала на доске миссис Боско, а потом: «Защитный гель».

Преподавательница отвернулась от доски, и я отметила, что кожа у нее белоснежная, а волосы цвета воронова крыла наверняка крашеные. Зато глаза большие, выразительные, чудесного фиалкового цвета. Боже, да она вылитая Элизабет Тейлор! Причем не очаровательная юная Лиз из «Национального бархата», не роковая красотка из «Клеопатры», а Тейлор в ее нынешнем облике. Надеюсь, миссис Боско от алкоголизма не лечилась?

– Кто-нибудь знает, как связаны два этих продукта? – обратилась к нам преподавательница.

Она вопросительно оглядела собравшихся. Четырнадцать человек: двенадцать девушек и два парня. Один из молодых людей одет в просторную клетчатую рубаху и брюки-карго – этакий крепыш, ему бы на лесоповале работать или вагоны разгружать… Хотя нет, лесоповалом тут и не пахнет: лопатообразные ладони нежные и выхоленные, а на безымянном пальце длинный, покрытый темно-красным лаком ноготь. Второй парень, что сидел возле меня, оказался настоящим красавцем: каштановые кудри, влажные карие глаза в обрамлении длиннющих ресниц, пухлые губы, на которые невозможно смотреть, не думая о поцелуе. Казалось, он ловил каждое слово миссис Боско. Парень повернул голову, и я увидела длинный шрам, рассекающий левую сторону лица. Как ни странно, шрам не только не портил, а скорее подчеркивал необычную красоту лица. Я беззастенчиво разглядывала своего соседа, представляя, что нежно касаюсь шрама кончиками пальцев…