— Значит, ты согласовываешь свою работу?

Подавив в себе несвойственный ей порыв бросить ему какую-нибудь колкость в ответ, Серина спокойно произнесла:

— Кроме того, если я буду полагаться на слухи, циркулирующие в обществе, то очень скоро количество садов, о которых я могу написать, невероятно уменьшится. Я провела некоторые исследования и обнаружила, что только в одном Нортленде есть несколько прекрасных садов, которые могут заинтересовать моих читателей. — Серина улыбнулась, но лишь одними губами. Глаза ее оставались серьезными. — А как насчет твоего сада?

— Мне он очень нравится, — невозмутимо произнес Алекс, но взгляд его стал жестким. — Однако я не позволю никому писать о нем.

— Замечательно! — бросила Серина.

Какой высокомерный человек!

Однако оставшуюся часть пути Алекс был задумчивым и даже приятным. Серина глядела в иллюминатор — под ними был виден Окленд, тянущийся по узкому перешейку.

— Какой красивый город! Я даже не представляла, что он такой большой.

Алекс пожал плечами:

— Так как мы можем позволить себе не более четырех миллионов жителей, миллион из них живут в Окленде. А вообще по площади Новая Зеландия такая же, как Италия.

— Далеко ли отсюда до Харуру? — Серина тщательно выговорила это слово.

— Достаточно далеко, — сказал он, и его улыбка заставила учащенно забиться ее сердце. — Надо лететь еще полчаса к северу. Но сегодня вечером у меня есть кое-какие дела в Окленде, поэтому мы переночуем в моей городской квартире, а завтра утром отправимся в Харуру.

Серина думала, что ей удалось скрыть свое удивление, но ее черная бровь невольно приподнялась, и Алекс сухо произнес:

— Наверное, мне надо было предупредить тебя заранее…

Раздосадованная, она покачала головой, мысленно напомнив себе: надо хранить непроницаемое выражение лица.

— Ничего страшного, — сказала она своим самым деловым тоном.

— Прости, но мне придется оставить тебя одну в твой первый вечер в Новой Зеландии.

Серина рассмеялась:

— Чепуха! Меньше всего на свете мне хочется идти на какую-нибудь вечеринку.

Самолет плавно приземлился в аэропорту города. Они быстро прошли таможенный и пограничный контроль, и теперь Серина шла рядом с Алексом к ожидавшему их автомобилю.

Водитель, высокий крепкий мужчина, с оливковой кожей и точеными чертами лица, с улыбкой приветствовал Алекса.

— Нормально долетели? — спросил он.

Алекс улыбнулся в ответ, и от этой улыбки лицо его помолодело. Он показался ей открытым и доступным, как никогда.

— Прекрасно долетели, спасибо, Крейг. Как твои домашние?

Крейг просиял:

— У нас все замечательно! — Взяв сумку Серины, он положил ее в багажник, затем заявил: — Мальчик уже ходит.

Алекс рассмеялся:

— Ну, теперь держись!

— Он настоящий бесенок — везде лезет. У нас в доме все перевернуто вверх дном. — Горделивая улыбка Крейга никак не соответствовала его словам.

Алекс представил Серине Крейга Морху. Они пожали друг другу руки, и Серина спросила:

— Сколько лет вашему сыну?

— Десять месяцев, — сказал Крейг с еще большей гордостью и ухмыльнулся, заметив ее удивление. — Да, по всей видимости, он очень быстро развивается.

— Серина, если ты не возражаешь, мы с Крейгом обсудим некоторые вопросы по бизнесу, — сказал Алекс, — поэтому я сяду на переднее сиденье.

— Конечно, — вежливо ответила она.

Окленд был оживленным и зеленым городом, вдоль дороги росли кусты и деревья, большинство из них Серина не знала. Куда бы она ни взглянула, на глаза ей попадались небольшие вулканические скалы, заросшие яркой зеленой травой, и время от времени в перспективе появлялся то один, то другой порт: с каждым поворотом дороги возникал новый вид.

Серина не могла представить себе обстановку квартиры Алекса. Наверное, это будет нечто сдержанное, в стиле бескомпромиссного минимализма, что вполне соответствовало бы характеру Алекса.

Но дизайн квартиры, как оказалось, был придуман профессионалом. Участие Алекса состояло лишь в том, что он швырял на это деньги.

Серина увидела в квартире и телескоп, направленный на порт. У ее отца был такой же — он до сих пор стоял в их крошечной квартирке, в закоулках Ниццы, где она жила вместе с Дораном.

Алекс показал ей большую спальню с примыкавшей к ней ванной комнатой. Эта спальня была более женственной.

— Если тебе будет что-то нужно, скажи мне об этом или воспользуйся звонком, — сказал ей Алекс. — Я побуду с Крейгом еще полчаса, а после этого мы сможем с тобой поплавать в бассейне или поиграть в теннис на корте возле дома. Что ты предпочитаешь?

— Теннис, — мгновенно ответила она, представив себе, как он появится перед ней в плавках: почти обнаженный, с блестящим от воды телом…

Это был запрещенный образ, и Серина с усилием отогнала его от себя.

— Теннис — значит, теннис, — сказал Алекс.

Распаковав свои вещи, Серина уселась за компьютер и отправила письмо Дорану, сообщив ему о своем приезде. Брат, в свою очередь, тоже прислал ей письмо, короткое и восторженное. Он явно радовался жизни.

С хорошим настроением Серина долго мылась в душе, и ее кожа благодарно отзывалась на прохладную воду. Шорты и футболка, в которые она переоделась, были удобными и практичными. И лишь когда Серина появилась перед Алексом, она вдруг запоздало осознала: руки и ноги ее оказались совершенно обнаженными.

Он тоже надел шорты и футболку. Стройный, сильный и загорелый, Алекс был просто неподражаем.

Серина сглотнула, тайно порадовавшись, что выбрала теннис. Если в шортах и футболке Алекс так подействовал на нее, то что было бы с ней, если бы она увидела его в одних плавках?

— Ты хорошо играешь? — спросил он, когда они направились к корту.

— Средне. А ты?

Алекс пожал плечами:

— Наверное, плохо. Я не играл сто лет.

Вскоре, однако, Серина воочию убедилась: Алекс прекрасно играет в теннис. Он двигался непринужденно, с естественной грацией спортсмена, и в результате его метких ударов Серине пришлось перейти на оборонительные позиции.

Когда они возвращались домой после ее почетного поражения, Алекс заметил:

— Ты настоящий боец.

Неужели в голосе его прозвучало удивление?

— Я очень старалась, чтобы не проиграть, — сказала она, ощущая, что футболка прилипла к влажной коже и ей немедленно надо идти в душ.

— Не знаю людей, которые любят проигрывать, — задумчиво произнес он. — Я точно не люблю.