— Так с твоей внешностью найти парня проще простого. Да любой только рад будет.

— А мне любой не нужен. Мне настоящий мужчина нужен. А настоящие мужчины в этом мире исчезли как вид.

— Совсем исчезли?

— Нет, единичные экземпляры остались… Вот вы, например…

— Что я?..

— Вы, Никита Германович, настоящий мужчина…

Аллочка подступила к нему. Бесстыдно присела на краешек его стола. Совсем близко к нему. Никита видел, как учащенно вздымается ее грудь. Он чувствовал ее взволнованное дыхание. Аромат ее свежего тела и французских духов пьянил, будил дикие желания.

Никита впал в прострацию. И зачарованно смотрел на Аллочку. А та продолжала наступление.

— Я всю жизнь мечтала о таком мужчине, как вы…

Ее голос завораживал похлеще пения мифологических сирен.

— Но… — с превеликим трудом выжал он из себя.

— Да, я знаю, у вас есть жена, дети. И вы отличный муж, примерный семьянин. Но я ни на что не претендую. Я даже думать боюсь, чтобы оторвать вас от вашей семьи. Мне достаточно просто смотреть на вас. Хотя нет, уже недостаточно. Мне хочется прикоснуться к вам…

И она прикоснулась к нему. Ее легкая рука мягко легла ему на шею. Никита почувствовал как по телу разливается парализующее блаженство.

— А еще я хочу, чтобы и вы прикасались ко мне.

Аллочка взяла его руку, положила ее себе на ногу, под самый край юбки. Мало того, она раздвинула ноги. Чуть поведи ладонью, и узнаешь, есть ли на ней трусики или нет… У Никиты закружилась голова. Он с трудом совладал с искушением продвинуть руку дальше.

— О! — закатила она кверху глаза. — Вы прикоснулись ко мне! И сразу стало так жарко! Так невыносимо жарко!..

И, видимо, чтобы охладить себя, она расстегнула пуговки на блузке. Обнажила грудь. И положила на нее руку Никиты. Он едва не задохнулся от возбуждения.

Ну что она с ним делает?!

Ее тело заколыхалось в приступе страсти, она еще ближе придвинулась к Никите. Слезла со стола, встала перед ним на колени. И положила обе свои ладони на гульфик его брюк.

— Я хочу от вас ребенка, — пылко шептала она. — Я хочу, чтобы он вырос таким же настоящим мужчиной.

Аллочка распалилась до невозможности. И расстегнула молнию на брюках. Нет, это уже слишком!

— Все, хватит!

Никита нашел в себе силы освободиться от взбесившейся секретарши. Он оттолкнул ее от себя, застегнул ширинку. И нахмурил брови.

— Никита Германович, вы не пожалеете!

В ее глазах похоть, мольба и надежда на успешное продолжение начатого.

— Да, вы правы, я не пожалею, что не допустил разврата на рабочем месте.

— Но у вас же есть комната отдыха. И номер в нашем же отеле можно снять.

— Вы, Алла Геннадьевна, лично можете снимать кого угодно и где угодно. А меня оставь в покое… У меня все!..

Он перешел с ней на «ты».

Теперь в ее взгляде растерянность и страх. Она стала такой жалкой. Будто ушат ледяной воды на нее выплеснули. Попытка совращения не удалась. Появился страх перед последствиями.

Но Никите почему-то не хотелось поступать с ней строго. Хотя уже понимал — весна здесь ни при чем. Это не синдром мартовской кошки. Скорее всего это корысть, желание обрести в лице Никиты сильного и богатого любовника.

— Я могу идти? — убито спросила Аллочка.

— Да, сейчас ты пойдешь домой… Через два часа я жду тебя на рабочем месте. В деловом костюме. И чтобы юбка закрывала колени. Ты меня поняла?

— Я надену брюки…

Ее взгляд немного просветлел. Поняла, что не увольняют.

— И чтобы впредь подобного не повторялось…

— Я все поняла…Ради бога простите меня, дуру! Не знаю, что на меня вдруг нашло.

Аллочка, как ошпаренная, выскочила из кабинета. А через минуту в дверях снова появился Сапунов.

— Что-то с нашей Аллочкой сегодня не в порядке, — пожал он плечами. — Чуть с ног не сбила. Да и ты какой-то не такой. У вас с ней случайно не того?..

И он движением рук обозначил катание на лыжах.

— А тебе все надо знать.

— Ну а как же! Я же безопасность твоего бытия… Ну так что?

— Попытка изнасилования, — признался Никита. И уточнил. — С ее стороны.

Он гордился собой. С моральными устоями у него все в порядке. Но все же приятно осознавать, что тебя домогалась такая красотка.

— Дал отпор?

— Ты же меня знаешь.

— Да знаю, знаю, — задумчиво покачал головой Сапунов. — Ты на своей жене помешан. И никогда ни с кем. Аллочка, кстати, сразу это поняла. Всегда такая строгая, недоступная. А тут на тебе.

— И на старуху бывает проруха.

— Проруха, говоришь? Да нет, тут может быть что-то другое. А вдруг за Аллочкой кто-то стоит?

— Ты думаешь?

— Я предполагаю… Вспомни Савина. Шалман шантажом его взял. На себя работать заставил… И Аллочка… Я вообще-то имею на нее досье. Как положено. Разумеется, ничего порочащего, чиста со всех сторон. И ребята мои за ней приглядывают. Но ведь, сам понимаешь, за каждым шагом не уследишь. Вдруг ее Шалман подловил. Крепко в оборот взял. Да на себя работать заставил… Сам подумай, какой это огромный плюс — свой человек в любовницах у врага.

— Да, плюс немалый, — кивнул Никита. Не настолько он был глуп, чтобы не принимать в расчет версии Сапунова.

— Вариантов несколько. Здесь в кабинете все чисто. Никто с видеокамерой не подберется. И в комнате отдыха тоже все в порядке. Но ведь Аллочка могла увести тебя к себе на квартиру. Ты там ее имеешь, а кто-то снимает тебя на пленку… И все, компромат готов. А если учитывать, как сильно ты дорожишь своей женой, компромат этот автоматически переходит в разряд убийственных. Да тот же Шалман веревки из тебя вить начнет.

— Ну, не веревки. Но кое на какие уступки идти пришлось бы, — кивнул Никита.

— Еще есть вариант. Ваши отношения с Аллочкой заходят очень далеко. О вашем романе узнают все. Драма, трагедия, все такое прочее… А потом хоп! И на почве безумной любви Аллочка убивает тебя. И сама кончает жизнь самоубийством… Естественно, убьет тебя кто-то другой. И ей на тот свет отойти помогут. Но ведь официальная версия будет одна: убийство на почве ревности… Сам знаешь, мода сейчас такая. Киллеры в открытую стараются не работать. Свои дела они чаще под такие вот убийства из ревности подводят. Про суицид я пока не говорю.

— Не хоронил бы ты меня заживо, — невесело улыбнулся Никита. — Я еще поживу…

— Конечно, поживешь. Пока я на страже твоей безопасности, тебе жить да жить. Куда ты отправил Аллочку?