не хочет. Так она, странная такая: нет чтобы выпороть, как следует, чтоб понятливей был… Говорит, мол, заставлять не буду, у каждого своя склонность есть. Главное её найти, иначе мучиться будет не на своём месте. Мне бы так родитель сказал в своё время, — Жорес горько усмехнулся. — И нашла ведь! Заметила, как он на рыбу засматривается. Лодочку ему купила маленькую и снасти, он и ловил потом в дальнем озере, прям прирождённый рыбак. Иные говорили даже, что он рыб заговаривал: «Иди-ка ко мне на крючок», — так хорошо дело спорилось. Да и Жаклин прибыток. Она ту рыбку жарила да к столу подавала. А как тот Снежок поспел в службу — не стал бегать от призыва. Сам явился ко мне в прошлом месяце. Говорит, мол, служить мне пора, вот я и пришёл.

— Какие дела творятся! И ведь именно ему я дал взглянуть в заговорённую трубу, а он, значит, в ней волшбу видит. Иным для этого не один месяц учиться надо. Знаешь, сколько меня мой старик за уши таскал, пока я хоть чему-то научился у колдунов? Говорил, мол, должен знать и точка, а то будут тебя эти обманщики за нос водить, за простенькое заклятье просить втридорога. И ещё много всякого заставлял, мол, правителям без этого никак. И что, думаешь, спросил меня хоть раз, хочу я править или нет? — Армэль приуныл. — Вот почему меня к Жаклин не подкинули?

Жаклин, о которой они говорили, была пухленькая кошечка с лоснящейся кремовой шёрсткой. Как уже было сказано выше, она держала таверну «Хек и солод» в крепости, попавшей сейчас в осаду. Раньше трактиров было больше, но их хозяева разорились, и долго ещё обвиняли красавицу в недобросовестной конкуренции, пусть цены в её таверне и были выше остальных. Местные коты по достоинству оценили тот факт, что после её стряпни никто не травился. В других едальнях это было обычным делом. Жаклин, единственная из трактирщиков, имела пунктик на чистоте. Долгое время она пыталась втолковать всем, что большинство болезней возникает из-за несоблюдения простых правил гигиены. Кончилось это лишь тем, что её за глаза нарекли ведуньей, а то и похуже.

Правда, три года назад она получила официальный статус лекаря. Это произошло после того, как её предшественник, искавший эликсир вечной жизни все отпущенные ему триста лет, упал в пропасть в попытке добыть легендарный чёрный лотос. Вскорости к таверне направилась целая делегация во главе с самим Графом Армэлем. Он лично прибил кадуцей на дверь, несмотря на возражения хозяйки: та уже разочаровалась в сознательности сограждан. В итоге было принято половинчатое решение. Ранние часы постановили сделать приёмными, а после обеда, как и прежде, наливать страждущим. Меню сильно сократили, оставив только рыбу — улов Снежка. Так название таверны стало соответствовать содержанию.

К слову, Снежок был не единственным, кто мог назвать трактирщицу своим ангелом-хранителем. Именно она нашла юного Механика, тяжело раненного во время вероломного нападения ящеров. Жаклин не осмелилась выхаживать его в одиночку, но знала того, кто мог бы помочь. Ни для кого не было секретом, что Граф Армэль раньше хаживал к матери Механика, весёлой вдовушке-рыбачке, погибшей во время той страшной резни. Жаклин пошла на отчаянный шаг. Набравшись смелости, она пришла к молодому правителю и напомнила о сироте, так нуждавшемся в помощи. Армэль не давал спать придворным колдунам и тогдашнему лекарю, пока они не поставили юнца на ноги, а после взял его к себе на службу.

Котейка

Москва, р-н Новогиреево.

— Слушай, а может, нафиг уроки? Пробьём? — предложил Нарик.

Нарик, в миру́ — Антон Назаров, получил свою кличку за особый «фирменный» взгляд. Фетисовская мать называла это «взором с поволокой», менее романтичные одноклассники — «глазами торчка». Одноклассники сторонились Нарика, считая его странным из-за его огромной приёмной семьи и кучи братьев любых возрастов и даже национальностей. Однако, по мнению Фетисова, Нарик был вполне нормален. Он был одним из тех немногих, с кем Фетисов чувствовал себя «в своей тарелке».

Друзья миновали школьного охранника, который, по идее, должен был препятствовать прогулам. Или хотя бы спросить, куда это 11-классники намылились после третьего урока. Фетисов застегнул пуховик и промурлыкал себе под нос:

— У-у-у-те-кай! В подворотне нас ждёт маньяк… — последние пару дней эта песня неотступно вертелась у него в голове. — Как там дальше? Хочет нас порубить на куски… Слышь, Антон! Чё там с твоим братом?

— С каким?

Они дошли до автобусной остановки «Федеративный проспект» и уселись на лавочку. Начал накрапывать мелкий дождик — первый в этом году. Одновременно с ними под навес шмыгнул ничем не примечательный кот.

— Да с Хасаном. Он ещё не объявился?

— Не. Пропал с концами. Тебе-то что? Влюбился?

— Влепился! Попали мы с ним в одну историю… В общем, кажись, у него проблемы. А может, и у меня теперь.

Кот запрыгнул на край скамейки и навострил уши.

— У тебя-то каким боком?

— Таким! Попросил он меня из какого-то гаража его ключ забрать. Типа, сам он не может, какие-то там спецслужбы за ним следят.

— Чё? Спецслужбы?! — Нарик издал пару звуков, отдалённо напоминающих смех.

— Тебе смешно? А за мной в натуре «хвост» был! Когда я пришёл отдать ему чёртов ключик, откуда ни возьмись, две чёрных «Бэхи»! И за нами! Капец, еле ушли…

— «Ушли»? На его драндулете?! Сказочник, блин… Лучше расскажи про свои офигенные новости. Чё там у тебя случилось?

Кот пододвинулся чуть ближе к ним.

— А-а-а, да. Тут такое дело… Мне, типа, очень свезло, — Фетисов нервно глянул на кота, следившего за ним глазами. — Только мне это кажется странным?

— Что именно?

— Он за нами следит!

Пушистый соглядатай отвернулся в другую сторону, словно был занят совсем другими делами.

— Короче, — Фетисов подался ближе к другу и понизил голос. — Кажись, у меня будет своя хата. Без предков. Отчима моего помнишь?

— Который «Эльфы против князя Меншикова»? — теперь Нарик тоже говорил вполголоса. — Прикольная тема, кстати. Жаль, продолжение не написал. А что с ним?

— Ты же помнишь, как он доводил меня последний месяц?

Тут Фетисов увидел, что кот придвинулся ещё ближе.

— Да где этот чёртов автобус? Ладно, пофиг, пошли пешком.

Уже на ходу он продолжил в полный голос:

— Короче, он ещё и напрочь долбанутый. Как переехал, вёл себя как законченный псих: дёргался от любого шума на лестничной клетке, спрашивал, не происходит ли на районе чего-то странного. Не пропадают ли люди…

— В натуре больной!

— Потом, вроде, успокоился. Зато до меня стал докапываться.

Всё это