мне удалось родиться, но не удалось пожить, была эпохой, благодаря которой, как мне казалось, во мне не умер человек. Советский Союз – страна, победившая вместе со всем миром фашизм. Россия – страна, в которой женщине приходиться работать проституткой или голым телом, потому что иначе не выжить. Я была рождена на последнем вдохе государства, остановившего мировой садизм, а не в побитой, изувеченной России. Эгрегор силы дал свои плоды.

А потом я вспомнила про киностудию «Союзмультфильм», мультики и себя маленькую, плачущую под «Голубой вагон», «Луч солнца золотого» и «Чунга-Чанга», когда кораблик был скован во льдах и потерялся. Есть доброе и светлое даже там, где вокруг насилие и боль. И я решила, что буду смотреть мультики, несмотря ни на что!

Расщепление – в тот момент я испытала это впервые. Когда твои эмоции и чувства отключаются. Состояние, когда ты не здесь и не сейчас, когда ты не ощущаешь своё тело. В тот момент мне не хотелось умереть. Я не чувствовала ни гнева, ни стыда, ни боли, ни радости, ни счастья, ни печали, ни уныния. Я чувствовала, что я где-то далеко-далеко, там, где любовь. Любовь, которая не требует унижения или насилия, любовь, которая созидает этот мир и каждый раз спасает его, какими бы парадоксальными и противоречивыми для понимания людей ни являлись методы спасения. Было всё, и не было ничего. Я растворилась в пространстве жизни ценой отравления себя на физическом уровне в виде алкоголя и насильственного секса, беспощадного, грубого и жестокого.

Гораздо позже я узнала, что я не одна такая.

Я не написала заявление об изнасиловании в милицию. Я боялась, что никого не найдут, что мне отомстят за правду, что люди меня же и обвинят в случившемся, что я никогда не выйду замуж из-за официального клейма.

Я никогда больше не встречалась ни с одним из участников цирка, ограничив круг половых партнёров до минимума.

Истерики по пьяни

Следующим этапом было психическое расстройство. Воспоминания о изнасиловании давали о себе знать. Это была депрессия. Теперь алкоголь я употребляла не для увеселения, а чтобы забыться и одновременно смириться: не могла привыкнуть к новой роли.

После изнасилования алкоголь и слёзы шли рука об руку. Я пила для того, чтобы рыдать, и я рыдала, когда пила. Чувство невероятного облегчения, вызванного совокупностью трёх элементов – я, алкоголь и слёзы, – давало мне уверенность, что плакать теперь я буду не одна: вместе со мной должно заплакать всё вокруг, живое и неживое.

Я пыталась понять, почему я не ощущаю стыда, позора, жалости или озлобления по отношению к своему телу. Я думала об этом в перерыве между стаканами, но не могла найти ответа. Внутри меня была тишина и пустота.

Ненавидеть тех, кто надругался надо мной, было бессмысленно, если я не планировала их убивать.

Будучи ребёнком, я впитала в себя токсичные пары. Слишком много боли. Боль не могла прорваться наружу. Фурункул внутри мог вызвать смерть всего организма. Благодаря мощному щелчку фурункул лопнул, и его вскрытию способствовало изнасилование, как бы безумно это ни звучало.

Мне сложно было справляться с болью внутри меня, но гораздо сложнее оказалось с нею справится, когда она показала своё лицо. Окружающие люди стали держаться от меня подальше, остерегаясь и испытывая отвращение.

На работе я держала марку, моя репутация была кристально чистой, но стоило мне выйти за пределы рабочего пространства, как каждая моя пьянка заканчивалась слезами, руганью и проблемами.

Я отдавала себе отчёт в том, что мои истерики несут угрозу для окружающих, как психологическую, в виде испорченного настроения, так и физическую, но я до конца не отдавала отчёт своим поступкам и сама не знала, чего от себя ожидать, поэтому перешла на одиночный алкоголизм, до лучших времён прервав все приятельские связи. Похмельное раскаяние стало постоянным гостем в моей квартире.

Так проходила моя зима.

Издержки изнасилования

Невыносимая боль, под давлением которой моё тело сжималось и разжималось с такой силой, что было тяжело дышать, стремление бежать без оглядки и желание быть с людьми – всё это на сумасшедшей скорости мешалось во мне, отключая разум.

Не зная, как разорвать замкнутый круг из страданий и боли, я чувствовала, что сил сопротивляться больше нет. Я не знала, как это остановить, и отправилась на поиски истины в местный бар, чтобы принять нелёгкое для себя решение.

Сидя за барной стойкой с кружкой пива, я надсмехалась над собственной жизнью.

Наблюдая за окружающей обстановкой и людьми, я слышала их похотливые мысли, со скрежетом проходящие сквозь меня, чувствовала все их ощущения и желания. Я поразилась, насколько остро и открыто можно видеть жизнь. Это была грязь, в которой я не хотела больше находиться, но, как от неё уйти, я не знала.

Люди ржали, пищали, визжали, натужно делали вид, что счастливы, некоторые сидели и что-то бурно обсуждали, едва не переходя на крик, но большинство пришло показать себя и раскисало от скуки, не давая этому чувству отразиться на своём лице.

Какой-то мужик присел познакомиться со мной. Справа от него неожиданно выросла спутница, которую он упорно выдавал за свою сестру. Она играла в его игру, по его правилам, пренебрегая при этом собой. Её широкая красивая улыбка, как в рекламе зубной пасты, сверкала белизной всех зубов, но её глаза говорили об усталости души, мучении и безволии. Он специально провоцировал её подобным образом. Садист. А я искала ту грань, зайдя за которую, понимаешь, что лучше умереть, чем видеть всё это.

Меня пригласил на танец какой-то щёголь, который начал пытаться, будучи без певческих талантов, спеть мне песенку на ночь, чтобы склеить меня со своей кроватью. Мне взгрустнулось ещё больше. Ещё один паразит. Очередной паразит. Ну, что ж поделаешь, мода нынче такая – на секс и деньги, а остального не существует.

Когда я напилась до состояния готовности попрощаться с этим миром, я решила напоследок потанцевать так, чтобы было всё, что есть: красивое и убогое, грязное и чистое, ужасное и прекрасное, пошлое и тело.

Всё смешалось воедино ровно также, как после моего первого сексуального контакта.

К концу моих сумасшедших танцев меня попросили покинуть помещение.

– Им можно лицемерить, а мне с моей правдой нужно уйти? – сказала я напоследок.

Я вышла. Толпа курящих парней у входа кинула в мой адрес что-то обидное. Я ответила им тем же и почувствовала, как хамство прошло через всё моё существо. Я рухнула в ближайший