Что касается службы, то там у Лехи тоже все пошло нормально. Зампотех батальона майор Полейвода, заканчивающий службу в армии и ожидающий приказа об увольнении в запас, принял Леху по-отечески и поручил ему руководство батальонными ремонтными мастерскими, в штате которых было четверо солдат, выполнявших ремонтно-слесарные работы. Непосредственным Лехиным командиром был начальник автомобильной службы капитан Пругин. Личность очень сложная и противоречивая. По меткому определению Яши — изрядный жлоб и скотина.

Пругин был огромен. Рост под два метра подкреплялся весом в полтора центнера. Носил он себя по части и вне ее пределов важно, как государственный флаг. Разговаривал резко и не терпел никаких возражений со стороны подчиненных. А случись такое, он моментально прятал свои маленькие поросячьи глазки в глубокий прищур, раздувал ноздри, опускал нижнюю губу, оголяя кривые желтые зубы, и вместо ожидаемого от такой громадины баса гнусаво визжал:

— Ну, мне, бля, не ясно, че тебе непонятно?!

Он был отличнейшим боксером и успешно выступал на соревнованиях за честь батальона. Так что после такого вопроса на фоне его крепко сжатых увесистых кулаков у всякого недотепы сразу же возникало просветление в мозгах и стойкое убеждение в правоте начальника. Пругин был единственным кандидатом на место скоро уходящего в запас зампотеха.

День у солдат считался черным, когда Пругин заступал в наряд дежурным по части. После того как командиры подразделений вечером покидали пределы батальона, в части начинался дикий шмон. Каптерки выворачивались наизнанку, плац мылся швабрами с мылом, а лишние, по мнению Пругина, листочки сбивались хворостинами с веток тополей, растущих на спортгородке. Если на улице, не дай бог, была зима, то к утру на территории части не оставалось ни одной снежинки. Снег вывозился, перекидывался через забор и вытапливался с оконных отливов паяльными лампами. Любимым занятием Пругина было проведение общебатальонной вечерней прогулки, на которой весь личный состав, исполняя строевые песни, наматывал круги по плацу мимо трибуны, где возвышался дежурный по части с красной нарукавной повязкой. Обычное прохождение подразделений с песней по плацу превращалось в концерт по заявкам единственного зрителя. Поскольку репертуар в подразделениях был обширен, то и концерт был длителен. Но особенное удовольствие Пругин получал во время дождя, когда плац практически высушивался подошвами марширующих солдатских сапог. Хлясь! Хлясь! Хлясь! — топали по лужам на плацу солдатские сапоги, освещенные благостным сиянием толсторожего детины. Хлясь! Хлясь! Хлясь!

— А ну-у-у! С песней мне, с песней давай!.. — орал торжествующий бугай с батальонной трибуны.

Хлясь! Хлясь! Хлясь! «Не плачь девчонка, пройдут дожди, солдат вернется, ты только жди…»

Природа сыграла с Пругиным злую шутку. Если иные нормальные люди в пьяном состоянии делались иногда дураками, то тут было строго наоборот. Случись в праздник или по другому поводу Пругину принять горячительного, как он немедленно превращался в душку! Обычно злобное выражение его лица сменялось безотчетной детской улыбкой. Как будто ребенок во сне описался в кроватке, отчего ему сделалось еще теплее и жить стало гораздо приятнее, хотя и временно. Он даже шутил, как умел, по-доброму, обращаясь к солдатам:

— Ну что, ссучата! Отдыхайте, веселитесь, пока батька добрый!

Но на следующий день он был свиреп еще больше, чем в предыдущие дни. Заранее проинструктированный Яшей, Леха нормально служил и уживался с этим дуболомом. Он вообще нормально уживался со всеми, постоянно пропадая в мастерских. Поскольку военная техника большей частью стояла на приколе, а обслуживать одного «ЗИЛа» и двух «уазиков» было плевым делом, то Леха со своими четырьмя воинами занимались в основном обслуживанием личных машин офицерского состава батальона, производя их текущий и капитальный ремонт.

Такое положение дел Леху в целом устраивало, а посему время для него текло приятно. Его уважали за безотказность и знание своего дела. Праздники в батальоне проходили весело. В батальонном клубе давались концерты, на которые приезжали семьи офицеров и сельское начальство. После концерта всегда был банкет. За непродолжительное время Леха перезнакомился со всеми. Завел он знакомство и в селе.

В сентябре директор сельской школы обратился к комбату за помощью в ремонте школьной машины. Леха с бойцами несколько дней трудился в школьном ангаре, приводя в надлежащее состояние школьный бортовой «газон».

Там он и познакомился с незамужней учительницей начальных классов. Татьяна была светловолосая голубоглазая миловидная барышня. В меру застенчивая и разговорчивая. Лехе она сразу понравилась. Татьяна попала в село по распределению после окончания педагогического института и жила в отдельном, выделенном ей совхозом маленьком ветхом домишке недалеко от школы. Хотя и не случилось меж ними бурного слезоточивого романа на манер индийских фильмов, но отношения сложились вполне хорошие и серьезные. Леха часто навещал Татьяну и помогал ей по хозяйству. Ему нравилась его новая роль основательного степенного мужика, и он уже стал призадумываться насчет того, чтобы следующим летом поехать в отпуск вместе с Татьяной и представить ее своим родителям. Воспитанный в традициях крепких и правильных устоев, Леха положительно относился к созданию семьи.

На последующие Лехины заходы по поводу совместного отпуска на Дон с обратным посещением города Харькова, где жили родители Татьяны, она, весело смеясь и потрепывая его рукой по русому чубу, не говорила при этом ни да, ни нет.

Прошел год, но локомотив Лехиной жизни так и не тронулся с места. С отпуском у него произошла заминка аж до осени, поэтому в июне Татьяна собрала чемодан да и укатила одна в свой двухмесячный педагогический отпуск в Харьков, оставив Лехе надежду, адресок и телефон.

Леха отнесся к этому с пониманием. За время их знакомства и, как он считал, романа Леха привязался и сильно прикипел к ней душой. Теперь же у него снова появилась прорва свободного времени, которое он продолжал проводить, как и раньше, в батальонных мастерских. Таких длинных и нежных писем, как Яша, он писать попросту не умел. Не писатель был Леха. Но все же он составлял Татьяне раз в неделю отчет о своей холостяцкой жизни, на что аккуратно получал ответные послания с описанием городских новостей и погоды, словно Харьков был на другом краю планеты, а не в нескольких часах езды на автобусе.

В части произошли перемены. На зампотеха майора Полейводу пришел приказ об увольнении в запас.

Через несколько дней Полейвода, которому весной Леха превратил его старую потрепанную «Волгу ГАЗ-21» в королеву красоты, зашел в мастерскую и, лично прощаясь, сказал:

— Алексей, я был против назначения на мое место этого полудурка Пругина. Командование обещало подумать. Да ты парень головастый, с любым сработаешься.

Но, видно, слабо думало командование или вообще не думало, а Пругин вскоре был назначен зампотехом батальона. Зато на его место пришел старший лейтенант Засохин, которого Леха знал еще по срочной службе в артполку. Стало спокойней. Теперь Леха видел Пругина в основном только на утренних батальонных разводах. С этим исчезло и тягостное ощущение дурного глаза за спиной.