Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3
Вернувшись домой, Барни прошел через боковую дверь в кухню, развязывая на ходу галстук. Ему хотелось принять душ, переодеться и немного отдохнуть до прихода Нэта и Элен Уинтерс. Но никаких признаков Карен или приготовленного обеда заметно не было: кухня оставалась в том же состоянии, в каком и была утром, перед его отъездом. Он позвал – она откликнулась сверху.
– В чем дело, черт возьми? – взбесился он. – Ты что, не понимаешь, вот-вот придут Нэт с Элен, а у нас полный…
Она подняла перевязанную руку, успокаивая его.
– Что случилось?
– Ты даже не удосужился предупредить, что разбил посуду в раковине. – Ее голос дрогнул, когда она заговорила, и он смекнул, что она лелеяла не только руку, но и гнев и весь день ждала, чтобы выплеснуть его ему на голову.
– Пойду позвоню Нэту, скажу, что все отменяется, – бросил он.
– Я днем уже звонила Элен, – сказала она. – Или, может, думаешь я совсем ни на что не способна?
– Прости! Я дал маху, оставив разбитый стакан в раковине.
– На тебя это не похоже. Наверно, голова была забита всякими мыслями.
– Точно, – резко проговорил он.
– Что ж, по крайней мере, теперь ты увидишься с ними за игральным столом только через месяц. Двадцатого июля. Не забудь пометить у себя в записной книжке.
– Ладно.
– Я уже отметила у себя в календаре. Так уж выходит, что сегодня не мой день. И тебе не пришлось бы думать, как бы пораньше закончить игру.
– Я же сказал – ладно! Так что хватит!
– А если не хватит? – воскликнула она.
Он сжал кулаки.
– Говорю же, заткнись!
– Ух ты! Что, ударишь меня? Неужели не сдержишься и дашь волю рукам? Что ж, давай! Или, может, сперва подумаешь о последствиях?
С трудом, но все же он себя сдержал. В нем взыграла отцовская натура. Он видел – и не раз, – как его отец избивал мать, и за это проклинал старика. Сейчас он понимал: между безрассудной, бессознательной реакцией и осознанием того, к чему все это приведет, пролегает тонкая грань. Слова можно взять обратно, а ссоры – сгладить. Она, наверное, попробует подтрунить над его выдержкой, но, как только он потеряет самообладание и поднимет на нее руку, это будет конец.
– Ты же знаешь, я бы никогда тебя не ударил.
– А ведь хотел.
– Мало ли чего я хотел, так ведь не сделал же. Так что не надо вынуждать меня к действиям, если не знаешь, чем они могут обернуться.
Она вызывающе посмотрела на него, но тотчас опустила глаза – на них навернулись слезы.
– Хочешь наорать на меня?
– Да, хочу.
– У тебя незаслуженное преимущество.
– Так почему же не наорешь? Покричишь – глядишь, полегчает.
– Не хочу. Если думаешь, что можешь вынудить меня, напрасно надеешься. Этот урок однажды преподал мне мой старик, и я его хорошо усвоил. С твоего позволения, пойду приму душ перед обедом. Холодный такой, чтобы поостыть.
Телефон зазвонил, когда он выбирался из ванны, – трубку сняла Карен.
– Это Макс Прагер, – крикнула она. – Сказать ему, что ты перезвонишь?
– Нет, мне надо с ним поговорить. – Он вышел из ванной, замотанный в банное полотенце, и взял трубку. – Алло, Макс! Ну, что там у вас стряслось?
– Прости, не смог позвонить тебе, когда ты был в Центре, – сказал Макс. – У нас случилась небольшая авария – так, пустяки, – и мне пришлось задержаться. Заеду за тобой завтра.
– А что там насчет твоего геройства?
– Кто тебе такое сказал?
– Земля слухами полнится. Вот я и говорю, это правда? Есть хоть какой-нибудь шанс, что это дерьмо не распространится?
Последовала короткая тишина. Потом Прагер продолжал:
– Послушай, Барни, я же сказал – дело пустячное. Небольшая утечка, принимали меры безопасности – в общем, все по предписаниям. А насчет опасности распространения, так это пустая болтовня. Народ теряет голову, как только слышит про радиоактивность. Помяни мое слово, теперь все чисто. Никто не пострадал, и никакой утечки из здания не было. Такие мелкие аварии не редкость, когда в дело идут изотопы. Понял? Расскажу обо всем завтра.
Карен вопросительно посмотрела на него, когда он положил трубку.
– Геройство?
– Небольшая авария у них там, в Научно-исследовательском отделе, – ответил Барни. Он решил не упоминать про радиоактивность, опасаясь, как бы от испуга она не надумала себе бог весть что. – Макс говорит – ничего страшного. А как насчет вещей посерьезнее – например, обеда? Я умираю с голоду. Может, сходим куда?
– Мне по заказу доставили кое-что из китайской кухни, – сказала она, – чау-мейн[15], яичные рулеты, жаренные на гриле свиные ребрышки. Мартини в холодильнике, уже смешанные, а бокалы в морозилке – замораживаются.
Она посмотрела на него – уже смягчившись. Во время свадебного путешествия они запирались вдвоем в номере мотеля с разной китайской снедью, мартини и пировали от души. Она трепетно относилась к таким вещам, и он понял: дело идет на лад. Он спустился за напитками и налил ей и себе по бокалу.
– Прости меня, малышка! – сказал он, чокаясь с ней. – За нас!
– И ты меня прости! За нас!
Он присел к ней на постель и поцеловал.
– Ты что? – Она оттолкнула его. – А ну-ка, завернись обратно в полотенце!
– А теперь-то что?
– Тебе нужна не я. Ты же просто маньяк и жулик.
– Ты это о чем?
– О часах. Тебе нужна твоя детородная рулетка. А не я.
– Ах, да брось, это же глупо. Я люблю тебя. И часы тут совсем ни при чем.
– А откуда мне знать?
Он задумался на мгновение, потом потянулся рукой и перевернул часы лицом к стенке.
– Про какие еще часы ты говоришь? – вопросил он, озираясь кругом. – Не вижу никаких часов.
Она взвизгнула от удовольствия.
– Так-то лучше. Долой часы с календарями! Время ничего не значит, когда мы вместе.
Он потянулся к ней, и она снова его отстранила.
– Ну что опять?
– Будем есть. Ты же умираешь с голоду.
– Уже нет.
– Тебе нужно поддерживать силы.
Он сделал вид, что сильно удивлен.
– Господи, ты это о чем?
Она швырнула в него подушку, и он крепко обхватил ее руками.
– Ах, дорогуша Мертл, моя женушка соединила нас – бросила тебя прямо в мои объятия.