Обо всем этом я и расскажу женщине с кошачьим голосом, а если она еще умеет плавать, то и покажу. Черт возьми, это должно быть здорово – плавать вдвоем над бездной у края рифа. А потом вернуться на выжженный солнцем берег и, растянувшись на горячем камне и слегка прикрыв глаза, лениво щуриться сквозь капельки еще не высохшей соленой воды на ресницах на ярко-синее море, желтые скалы под сияющим небом, на стоящие немного поодаль богатые виллы, охраняемые не хуже военных объектов и на молодых арабов, время от времени встречающихся среди скал. Они приходят сюда, чтобы украдкой поглазеть на загорающих topless туристок, время от времени забредающих за охраняемую территорию отеля – не исключено, что как раз за тем, чтобы за ними подсмотрели.

Да, мы непременно будем подсматривать за подсматривающими и хихикать. Наблюдение за наблюдающим, как известно, доставляет особое удовольствие. При мысли о том, какой у нее должен быть смех, я подумал, что не доживу до утра от нетерпения. В ресторане я ни разу не слышал, чтобы она смеялась, улыбалась – это часто, а вот смеха что-то не припомню.

По мере того, как бутылка «Джонни Уолкера» пустела, в мою голову приходили все новые и новые мысли – например, о сексе, который я всю свою сознательную жизнь считал основой отношений между мужчиной и женщиной. Сейчас, глубокой ночью, мои вечерние рассуждения о венозных ногах и пигментных пятнах на коже казались мне недостойно примитивными. Да разве это важно! Вдвоем плавать над рифом и вдвоем лежать на солнце – вот единственное, что имеет значение. И щуриться, и смеяться – ну и так далее…

Эта мысль показалась мне настолько оригинальной и глубокой, что я немедленно решил ее отметить. Я швырнул в непонятно когда успевший опустеть стакан три кубика льда из холодильника и щедрой рукой залил их янтарным «Джонни». Я не припомню, чтобы когда-нибудь напивался в одиночку, но в ту ночь меня, что называется, конкретно пробрало. Мечты о новой, чистой, не отягощенной плотскими желаниями (которые, как известно, являются источником большинства проблем) любви захватили меня настолько, что сидеть в такую ночь одному в номере стало просто невыносимо. И я решил выпить кофе в одном из баров, который, судя по рекламному буклету отеля, работал круглосуточно.

При этом – наверное, чтобы не нарушать романтический характер ночи – я собрался покинуть номер через балкон. Как я уже говорил, я жил на первом этаже, и чтобы оказаться на узкой дорожке, тянущейся вдоль задней части корпуса достаточно было просто перешагнуть через низкие перила.

Подойдя к краю балкона, я занес было ногу, но тут же поставил ее обратно. Всего в метрах трех-четырех от меня, прямо у балкона соседнего номера с каким-то человеком стояла одна из моих соседок по пляжу. Несмотря на романтическое настроение и изрядную степень опьянения, я узнал ее сразу: это была самая молодая женщина из питерской компании. Она еще носила брегеты на зубах и, несмотря на то, что торчала на пляже как минимум десять дней, совершенно не загорела. Мужчину, стоящего с ней, я видел впервые, но, судя по тому, с каким интимным видом они ворковали, знакомы они были явно не первый день. Наверное, он живет в моем корпусе, поскольку вся эта женская компания обитала где-то в коттеджах на два номера.

Чертыхнувшись про себя, я вернулся в номер и пошел к входной двери. Лезть через балкон прилюдно я постеснялся – особенно в свете последних событий. Чем черт не шутит, подумал я, вдруг они расскажут полицейским, что я сигаю по ночам через балкон, и те, чего доброго, заподозрят меня уже по-настоящему.

На аллее перед корпусом знакомых не было – двое типов, куривших на скамейке перед входом были не в счет. Я посмотрел на часы. Два ночи, и чего людям не спится? И ведь совершенно трезвые, и даже без женщин. Сидят, как на работе, вот скучища.

Людей в баре было немного. У стойки топтался похожий на старого попугая иностранец с крашеными волосами, а за столиком у входа сидела моя другая питерская знакомая в компании здоровенного мужика в шортах и футболке. В ответ на мое растерянное «здрасьте» женщина приветливо покачала вправо-влево растопыренной пятерней, а ее спутник словно проколол меня холодными, черными, близко посаженными, как у павиана, глазками.

Какая гнусная харя, подумал я, расстроившись. Настроение, еще минуту назад такое приподнятое, мгновенно упало до нуля. Начать с того, что на эту тетку я сам имел кое-какие виды – по крайней мере, до сегодняшнего озарения на предмет бестелесной любви. К тому же, промелькнуло в голове, озарение может завтра же и закончиться, а запасный аэродром никогда не помешает. Тем более, что аэродром находится в оптимальном возрастном диапазоне – где-то от 45 и немного выше.

Но дело даже не в этом. Мне очень не понравились все эти ночные встречи, и мой трусливый и подозрительный внутренний голос нашептывал, что случились они неспроста. В книгах про шпионов я читал, как профессионалы вычисляют слежку и «отрубают хвосты». Шпион из меня, конечно, никакой, но попробовать можно.

Стараясь напустить на себя как можно более безмятежный вид, я медленно и якобы смакуя выпил чашку паршивого кофе из аппарата и выкурил подряд две сигареты. Потом медленно поднялся, потянулся, искусственно зевнул и, пожелав всем доброй ночи, направился к выходу.

Мой план заключался в следующем. Выйти из бара, быстрым шагом пойти по аллее и еще быстрее завернуть за угол корпуса. Потом, как – будто завернул по ошибке, круто развернуться и пойти обратно. В этом случае, если меня действительно «ведут», я сталкиваюсь с преследователем нос к носу, и они, пристыженные и смущенные, уходят поджав хвосты, как побитые собаки.

Выйдя из бара, я самым быстрым, на какой был способен, шагом дошел до угла корпуса и резко повернул. Простояв неподвижно секунд пять, показавшихся мне вечностью, я быстро пошел обратно – и ни с кем не столкнулся. Вот и славно, подумал я и с облегчением полез в карман за сигаретами, как вдруг услышал шаги. Из-за угла, за которым я только что стоял, вышел смуглый мужик в униформе и с лопатой, приветливо улыбнулся и пошел по аллее вглубь территории.

А что, если это все-таки слежка? Или это я допился до паранойи? Размышляя таким образом, я дошел до входа в свой корпус. Двое трезвых на скамейке так и продолжали сидеть. Только теперь они еще попивали из пластиковых стаканчиков какую-то бурду, похожую на кофе. На меня они не обратили ни малейшего внимания, но я интуитивно почувствовал, как они собрались при моем приближении. Еще я почувствовал – тоже интуитивно, разумеется, что если я вздумаю еще раз выйти на балкон, то непременно увижу где-нибудь поблизости белокожую, неподдающуюся загару девушку с брегетами на зубах.

Все-таки что-то пошло не так. Но что? Я ведь никому ничего не рассказывал, более того – все эти 10 дней практически ни с кем не общался! Охранник Хасан не в счет – какое же это общение? Хотя стоп… Это я знаю, что ни о чем таком мы с ним не говорили, а что могло показаться со стороны? Да все, что угодно! Общались мы с ним в самом конце пляжа, лежаков с отдыхающими там не было, ближе всех к нам находились барышни из Питера, но и до них было метров 6–7, не меньше. Они могли слышать, о чем мы болтали – если не все, то, по крайней мере, многое.