одинокой жизни немного не хватало такого домашнего уюта, оставшегося где-то в детстве.

Хотя заводить ради этого жену и детей я был пока не готов.

Поднявшись со стула, я прошел по коридору к жилой комнате и толкнул закрытую дверь.

Совесть меня не мучила – сомневаюсь, что там прятали какой-то особенный бардак. Раз Арина готовилась к встрече с мальчиком по вызову, значит, как минимум, кровать должна быть готова.

Так и оказалось.

Аккуратно застеленная свежим постельным бельем знаменитая икеевская кровать.

Белая, железная, узорчатой высокой спинкой.

Где только не встретишь эту легендарную кровать!

И на стильных модных фото, и на иллюстрациях к забугорной жизни, и в порно, и в сериалах. Узнаваемая, родная до неловкости кровать – в Австралии, Мексике, России и наверняка даже где-нибудь в африканских трущобах можно обнаружить ее облезлые останки.

К этим узорам отлично пристегиваются наручники и привязываются шелковые ленты. За них удобно держаться во время менее изысканных, но не менее горячих развлечений.

Хорошая кровать, в общем, одобряю.

А вот радуги и облака на постельном белье – не очень.

Как-то это… не возбуждает. Не в ту сторону возбуждает.

Хотя мило.

Я прошелся по комнате, разглядывая место обитания этой странной девушки, которая собралась заплатить за то, что десятки парней предоставили бы ей бесплатно. Еще и сами бы приплатили.

Что это? Такие страшные комплексы?

Вообще никогда не задумывался, что у девушек могут быть проблемы с сексом.

Ничему вставать не нужно, всегда готова.

Стонет – уже прекрасная любовница.

Сосет – великолепная любовница!

Готова попробовать больше двух поз – да это просто праздник какой-то!

Девушка как девушка.

Комод с шеренгой духов, розовым плюшевым существом неизвестного вида и стопкой книг по саморазвитию.

В ящиках – аккуратно сложенные носки, белье, футболки.

Может быть, там было двойное дно, а под ним – аргентинский паспорт на чужое имя, флешка с биткойнами и пухлая пачка долларов, но так далеко лезть я постеснялся.

На стенах – простенькие эстампы с оптическими иллюзиями Эшера, репродукция Магритта и написанная грубыми мазками картина на холсте – лукавый рыжий кот.

Выводы делать было рано, я их сам отгонял от себя, но они все равно просачивались.

Таких девушек в Вышке – ковшом греби.

В холодильнике у нее винишко, по выходным она ходит играть в «мафию» и на свомпы, откуда приносит давно вышедшую из моды одежду, до которой ей худеть два размера.

Арина только чуть перезрела – к тридцати такие девушки уже выходят замуж за непонятых поэтов-алкоголиков, заводят парочку спиногрызов и начинают заниматься благотворительностью.

Или подаются в ЛГБТ, если уж совсем страшные.

В крайнем случае – увлекаются феминизмом, перестают закрашивать седину и брить ноги и бросаются на нас, хуемразей, с агрессивными проповедями.

В общем, за десять минут осмотра про Арину мне стало все ясно…

И скучновато.

Может быть, действительно стоит уйти, пока она не вышла.

Но как раз в этот момент вода в ванной перестала шуметь, открылась дверь – и бежать стало поздно. Я стал ждать развития событий – и не пожалел!

Арина вышла в одном белье.

Но взгляд у нее был совсем иной.

Не такой, как на кухне.

Жесткий.

Она окинула меня им с ног до головы и сузила глаза.

– Раздевайся, – сказала она. – Ложись.

Арина. 9

Сначала меня долго трясло.

Мамочки, я вообще во что ввязалась?!

Какой-то посторонний мужик сидит у меня на кухне, лапает меня за сиськи, лезет своими руками в трусы, а я сама ему позволила, я сама ему собираюсь за это заплатить!

Я вообще что творю?

Пять лет я никого к себе не подпускала, я успела забыть, что это такое – быть женщиной.

Отдавать свое тело во власть другого человека, быть открытой – и беззащитной.

Вся эта современная этика с ее активным согласием и возможностью сказать «нет» в любой момент, без сомнений, хороша.

Но работает только при условии, что мужчина согласен сыграть в эту игру. А если он вдруг не захочет – я же ничего не смогу сделать!

Я крутанула кран с водой и просто села на край ванны, чтобы отдышаться и понять, чего же я хочу на самом деле.

Ведь Глеб мне правда нравится.

Даже немного чересчур.

Потому что мне ужасно обидно, что он хочет уложить меня в постель, потому что это его работа, а не потому, что я ему нравлюсь сама по себе!

Будь я той Ариной, которую себе нафантазировала, когда дерзко писала эскортнику в «воцап», я бы сейчас умирала от предвкушения горячего секса с таким красавчиком.

Но я-то не была…

На самом деле я не хотела менять мужиков, как перчатки, ложиться каждый день в постель с новым и забывать их имена наутро.

Я хотела быть давно и счастливо замужем за кем-нибудь добрым, внимательным, ласковым… и ложиться каждый день в постель с ним одним, умирая от предвкушения горячего секса с таким красавчиком.

Расфантазировалась! Разве такие женятся? Вот и Глеб говорит, что у него нет никакого интереса ограничивать себя одной, даже самой прекрасной женщиной.

А я совсем не такая прекрасная, какая бы ему подошла.

Так.

Надо взять себя в руки.

Я просто хотела преодолеть свой страх перед мужчинами.

Вот – иди, преодолевай. Чего я опять стесняюсь своей неидеальности?

Глеб сам сказал, что предоставляет услуги за деньги.

Правильно?

Когда я уборщицу вызываю – я что, стесняюсь, что у меня унитаз грязный?

«Вы что – в него срете, что ли?»

Нет, ну немножко стесняюсь…

И как всякая хорошая девочка сначала немного прибираюсь.

Надо перестать быть хорошей девочкой и начать вести себя как плохой мальчик, который вызвал себе женщину для секса. Вряд ли они смущаются того, что проститутки слишком хороши для них.

Не то, чтобы я много видела таких мальчиков. Разве что «Красотку» смотрела.

Что я оттуда помню?

Что секса у них в первый вечер не было.

Неудачный какой-то пример.

Ох, что ж у меня все не как у людей-то!

Я всерьез разозлилась на себя и от этого… вдруг успокоилась.

Бригада белок-истеричек, которые захватили власть над моей психикой в последние полчаса, устала бегать по стенам и потолку. Они попадали кто куда сумел и захрапели, а я выключила воду, глубоко вздохнула и вышла из ванной.

Глеб был в комнате. Он-то от скромности точно не страдал.

Завидев меня, он замер на месте, и его взгляд прошелся по моей фигуре, очерчивая каждую округлость горячим мужским