Вопреки логике, жалость к ней – щекочущее ощущение где-то в груди – никак не мешает мне хотеть ее еще сильнее.

Мы лежим бедро к бедру и, кажется, мой член начинает усиленно расти вправо, как изогнутый ствол сосны. Лишь бы поближе к ней.

Переворачиваюсь набок, чтобы не портить себе экстерьер, кладу руку на центр живота Арины и чувствую, как внутри нее короткими судорогами рождаются тайные рыдания.

Бедная девочка.

– Но с тех пор, как мы расстались, никто больше не сумел завести меня так, как он. Как будто эта эрогенная зона была именная, только для него, а потом отключилась, – совсем неслышно говорит она и вдруг поворачивается ко мне. Наши губы оказываются так близко друг к другу, что я чувствую ее сладко-хмельное дыхание. Чуть-чуть коньяка, чуть-чуть шампанского и почему-то запах свежих сочных яблок.

Она обнимает меня за плечи и в упор смотрит прозрачными глазами.

А я чувствую, как циничный и беспринципный мой член обрадованно трется о ее живот, намекая, что пора разговоров как-то затянулась.

Подождет.

Мне хочется сейчас нежно коснуться ее губ – вот тут, в уголке.

Провести широкой открытой ладонью по ее спине и как бы между делом отстегнуть крючки бюстгальтера, слишком туго застегнутого – он мешает гладить ее между лопаток.

Коснуться кончиками пальцев ее лба – там, где прядь волос щекочет висок.

Дождаться, пока она закроет глаза и легко-легко вдохнет, когда я пройдусь поцелуями по ее шеи до ключиц, а потом обратно – с другой стороны.

Мои ласки ей нравятся, я понимаю это по тому, как она дрожит, вздыхает, как трепещут ее веки, как чуть сильнее становится пряный запах возбуждения.

Арина кладет руки мне на грудь, но не отталкивая, а наоборот, прося быть ближе.

Я придвигаюсь к ней, так чтобы ее мягкая грудь касалась моей твердой.

Провожу языком влажную дорожку по шее – заканчивая ее под самым ухом.

А потом осторожно и нежно, чтобы не спугнуть ее возбуждение, обрисовываю кончиком языка ее ушную раковину и на мгновение ныряю в слуховой проход. Выныриваю и обнимаю губами мочку.

Она вздрагивает, и по ее коже разбегаются мурашки.

Нравится.

Ей нравится.

Ее ладони движутся ниже, к моему животу и ложатся поверх ткани трусов на напряженный набухший член. Я издаю низкий протяжный стон – просто не сумев сдержаться.

Арина принимает это за поощрение и сжимает ствол ладонью чуть сильнее.

– Тшшшшш… – говорю я ей на ухо, касаясь его только дыханием, но мурашки на ее коже показывают мне, что и этого довольно. – Ничего не делай. Я просто хочу, чтобы тебе было приятно.

– Но…

– Ты мне платишь за удовольствие, поэтому можешь вообще лежать бревном. Не надо стараться отдавать столько же, сколько получаешь.

– Я так не могу!

– Можешь… – шепчу ей на ухо и снова применяю этот нечестный прием – острым кончиком языка прохожусь по чувствительным завиткам уха. Арина дышит чуть чаще и резче. – Делай только то, что усилит твое удовольствие. Я здесь для этого.

Арина. 11

Его руки везде, просто везде.

Гладят, стискивают, прижимают, щекотят, надавливают,

Он снимает с меня лифчик и тут же заменяет его своими руками, взвешивая и покачивая грудь в ладонях. От его прикосновений становится жарко. Не только от прикосновений – от взглядов. Не знаю, можно ли такое сыграть – такое жадное желание в стальных глазах, что я чувствую дрожь во всем теле.

Глеб облизывает большой палец и проводит им по моему соску – шершаво и влажно.

Он словно нажимает какую-то секретную кнопку, которая включает особый режим моих нервов. Где-то в глубине кожи рождается странное ощущение нетерпения и желания. Острый зуд, который под силу утолить только его прикосновениям.

Его пальцы ныряют под кружево трусиков и там, прижатые резинкой к моему телу, осторожно раздвигают набухшие складочки между ног.

Легчайшее касание – и словно удар током.

Я выкручиваюсь, извиваюсь и нетерпеливо хнычу, раздвигая ноги шире.

– Сними, – прошу я его. – Сними.

Улыбка на лице Глеба коварная и многообещающая.

Потому что он и не думает делать, как я говорю.

Он вынимает пальцы, но вместо того, чтобы стащить с меня трусы, кладет руку поверх них и трет кружево об узкую щель, дразня редкими яркими вспышками слишком сильных нажатий.

Подгибающиеся пальчики – вот они.

Все, как он заказывал.

Он снова разбудил давно уснувшую эрогенную зону и получает все накопившиеся за много лет награды.

От его горячего шепота прямо на ухо, у меня перехватывает дыхание, разбегаются мурашки и между ног становится влажно.

Я изо всех сил стараюсь слушаться и не трогать его самого. Но что поделать, если обнять ладонью его член становится моей навязчивой идеей?

Если б я сейчас могла еще испытывать стыд, я бы устыдилась того, как безумно мне хочется взять в рот член постороннего мужчины, которого я знаю меньше часа.

Где-то на заднем плане мелькает что-то похожее на неловкость, но она только добавляет остроты. Вся эта ситуация неловкая и жаркая одновременно, и я погружаюсь в ощущения от нее, смирившись, что она такой и останется.

Пока я держусь.

Держусь, пока Глеб раскладывает меня на кровати – аккуратно, тщательно, выверенно, так, как ему удобно – и приступает к пиршеству.

Я чувствую себя накрытым столом, на котором собрали все его любимые блюда.

И он не знает, с чего начать и пробует то там, то там.

То прикусывает сосок, втягивает его в рот и посасывает, вновь вызывая то ощущение нетерпения.

То надавливает ладонями на живот, гладит его широкими движениями.

То вновь возвращается к моему уху, обводя его языком, и нетерпеливое желание становится невыносимым.

Большая мужская рука накрывает мою тоже немаленькую грудь, и они офигеть как подходят друг другу.

Мои кружевные трусики все еще на месте, и Глеб играет с ними, то подцепляя край, дразня меня надеждой на освобождение, то вжимая между разведенных ног, то накрывая ртом и ведя языком вдоль щели прямо через них.

Его горячее дыхание через ткань делает кожу чувствительней. Я развожу ноги, приглашая его, но это не помогает.

Пальцы все еще танцуют только снаружи.

Я чувствую, что там все мокро, но Глеб как будто игнорирует такие явные признаки моей готовности.

Думает, что я еще не хочу?

Я знаю, чего я хочу…

Я жадно, с наполненным слюной ртом, слежу за тем, как подрагивает его член, отчетливо прорисовывающийся под боксерами.

Тонкая ткань не скрывает очертаний