Оделия призналась сама.

Они пришли к Лазурному озеру, и стоя на песчаном берегу, смотрели на красоту, открывшуюся взору. Озеро казалось нежно— голубым, словно отраженное в нем небо, с прозрачной, как воздух водой, в которой, колеблясь от зыби, отражались прибрежные высоченные, и прямые, как свечи деревья.

На озере жили лебеди, почти ручные, которые подплывали к принцессе, и она кормила их, и гладила изящные шеи.

Ланс оценил окружающую красоту, но, любовался он не природой, а девушкой, стоящей рядом, ее огромными глазами, белоснежной кожей, и, такими манящими, губами…

Глядя в прозрачные воды, не смотря на Ланса, и теребя, от волнения, рукав платья, Оделия стала говорить, сбиваясь, замолкая, и опять решительно продолжая:

– Признаюсь граф, что давно восхищалась Вами… Видела Вас на турнирах, видела на приеме у императора, но Вы не обращали на меня внимания… И на последнем турнире мы с отцом остались, потому, что я его уговорила, желая увидеть Вас. А розу не взяла, потому, что… растерялась – не ожидала получить признание и подарок от того, кем восхищалась… и о ком мечтала…

Ланс был поражен этими ее словами, и вначале не поверил.

– Вы шутите? – спросил он.

– Нет… – тихо ответила девушка.

– Оделия… – помолчав, сказал Ланс, и взял девушку за руку – Я люблю вас! Влюбился с того самого турнира, когда отдал вам цветок, и свое сердце!

Девушка подняла глаза и посмотрела на своего кумира. И столько было в ее взгляде любви, восхищения и обожания, что Ланс отбросил все сомнения, и поцеловал Оделию. Они целовались, стоя на берегу, и отражаясь в почти неподвижной, лазурной глади озера…

… Каждый вечер, с нетерпением ожидая Госсена, Гвен наряжалась и делала прическу, и каждый вечер, разную. Если Ланселот завивал волосы, то Гвен, наоборот, пыталась выпрямить свои непослушные рыжие кудряшки. И делала она это сама, не тревожа служанок – просить их наряжать ее перед сном было бы странно.

Занимаясь волосами, девушка с неодобрением рассматривала свое отражение – сама себе она не нравилась. Личико ее было пухлым, как и губы, нос вздернутым, и вдобавок, на нем сияли веснушки. Только глаза у Гвен были красивые – большие, синие, с густыми черными ресницами. "Ну, почему я не похожа на маму, как Ланс!"– с огорчением думала она.

Госсен приходил ночью, кидал в окно камешек, Гвен вылезала , и они до утра гуляли по саду, или сидели в беседке, и болтали, обо всем на свете. И обнаруживали, что их взгляды на многое в этой жизни совпадают.

Гвен рассказала, почему ее родители дали детям такие имена – Гвиневра и Ланселот. В их семье хранилась книга, привезенная предками с Земли, история короля Артура и рыцарей Круглого стола, на которую можно только смотреть, а трогать нельзя – при прикосновение она может рассыпаться в пыль, от древности.

И Гвен, и Госсен не понимали пиетета взрослых перед земными реликвиями, и их ностальгии по планете, на которой никто из людей Земель Рассвета не бывал сотню лет – для молодежи Земля уже ничего не значила.

Когда девушка открыла свою мечту – узнать, что находится за пределами Монийского материка, Госсен воскликнул, что тоже хочет это выяснить.

– Темные же, откуда— то появляются! Пусть и через разлом в горах, но они приходят! И, разные диковинные звери и существа. Да и драконы, спасшие людей от гибели в первой войне, тоже, откуда—то, прибыли. Так что, я уверен – за пределами Земель Рассвета много интересного.

Обсуждали молодые люди и войну. Госсен рассказал, кто такой Тамуз.

– Предки Тамуза – говорил он – были местной знатью. И люди дали им титул – лорды. Поэтому, и Тамуз лорд. Почему лорды решили воевать с землянами – уже забыто. Теперешний лорд,Тамуз, очень силен, коварен, и успешно противостоит землянам.

– А как он выглядит? – спросила Гвен – Его кто—нибудь видел?

– Самого Тамуза – не знаю, а от его предков остались портреты. Прежние лорды похожи на небольших жирных драконов. У них даже хвосты драконьи были. И, в то же время – они люди, ходящие на ногах, прямо как мы, и разговаривающие по нашему. И у них даже бывают дети от людей!

– Ужас! – ахнула Гвен, а Госсен ее обнял – что бы не боялась. Девушка не возражала, пусть обнимает, а то действительно, страшно!

Гвен рассказала юноше и об учебе в Академии, а он – о своих учителях. И, они много смеялись. Да, Госсен оказался вовсе не угрюмым, и часто веселил девушку, которая, смеясь, утыкалась лицом в его плечо, что бы не услышали стражники. И это соприкосновение ее лица, и ее губ с плечом юноши было необычайно приятно, и приводило девушку в трепет.

Еще, ей нравилось смотреть на его лицо, хорошо различимое при свете луны – на нос с горбинкой, тонкие губы, и загадочно—печальные глаза необычного стального цвета (цвет их она заметила днем, на официальном приеме).

Гвен решила, что Госсен красивый, и поняла, что влюбилась в него.

Каждый вечер, ожидая юношу, она думала :

– «Как бы, намекнуть, на свои чувства? Может быть, самой, поцеловать его?»

Но, так ни на что и не решилась. Встречаясь днем, официально, Гвен и Госс делали вид, будто и не знакомы. Когда их сажали рядом, они уже не отодвигались, а наоборот, старались, вроде случайно, соприкоснутся руками. И, конечно, общались взглядами, и тайными знаками.

Например, Госсен смотрел на сгорбленного от старости, и очень важного вельможу, и изображал пальцами загогулину – что означало – "Смотри какой кривой!". А Гвен била его за это ногой под столом, потому что едва могла сдерживать смех. Но, особенная близость у них возникала во время танцев, когда молодые люди соприкасались руками, или касались друг—друга телами. Тогда Гвен словно пронзал ток, и у нее перехватывало дыхание. Девушка не знала, испытывает ли то же Госсен – ночью она не видела выражение его лица, или глаз, а днем они, почему— то, стеснялись смотреть друг на друга.

Не знала Гвен и того, что ее родители в курсе ночных встреч жениха невесты, и, радуясь, что дочь больше не противится браку, не препятствовали свиданиям, наказав няне следить за влюбленными, что бы они не позволяли лишнего. И няня следила, притворяясь, что спит.

И о планах дочери сбежать родители знали, однако решили, что теперь этого ей не нужно.

Но, в этом они ошибались. Гвен обрадовалась возможности увидеть Ланса, она очень скучала по нему, хотела