– Катюша, где у тебя паспорта? – Я подошла к девушке и, заметив, что она порывается встать, похлопала ее по плечику: – Сиди, я сама возьму, только скажи где.

– Ксения Андреевна, они в коробке около окна, – Катюша на мгновение задумалась и уточнила: – Коробка из-под ксероксной бумаги. Ой, может, вы тогда и щетку мне другую принесете? На подоконнике лежит, желтенькая такая…

– Принесу, – охотно согласилась я, – может, еще куртку тебе? А то солнышко уже от твоей скамеечки ушло.

– Угу, – с благодарностью и смущением пробормотала Катя, – пожалуйста.

Я пошла в камералку. Ну почему у всех камералки как камералки – камеральные лаборатории, а у нас даже окон нет, вернее – окна есть, а вот рам и стекол в них нет! Кажется, я уже об этом не раз говорила, но факт оставался фактом. Я нашла желтенькую щетку на подоконнике и наклонилась к коробке, чтобы набрать себе пачку паспортов. И в этот момент услышала голос Дрозденко прямо под нашим окном:

– Опять?! Отвали от меня, пока я тебя по стенке не размазал!

– Я что, я уйду, – ответил ему дребезжащий, но определенно мужской голос, – я только сказать хотел, что вот и лопата кровушкой обагрилась, говорили тебе…

Я замерла, присев около коробки. Странный голос, интонация странная: вроде как угрожающая и в то же время как будто испуганная. Как будто человек и сам боится того, о чем говорит. Или того, с кем говорит? Я боюсь выглянуть, но разговор стих, только слышны удаляющиеся шаги.

О чем это они говорили? О Максиме? Но ведь это случайность… Меня почему-то бросило в жар. Неприятно вспотела спина и даже шея. Пересилив страх, я осторожно приподнялась и выглянула в окно. Дрозденко стоял, засунув руки глубоко в карманы, и смотрел куда-то вдаль. Того, с кем он разговаривал, видно не было. Постояв еще секунду, Станислав Владимирович вытащил из кармана пачку сигарет, задумчиво повертел ее в руках, а потом неторопливо достал зажигалку. Внешне он был совершенно спокоен, и только когда начал прикуривать, я вдруг отчетливо увидела, как дрожат у него кончики пальцев…

Я тихо опустилась на скамейку. Опять что-то произошло. Вернее – не произошло, а продолжает происходить, потому что он сказал «тебе же говорили». Значит… Ну при чем тут Максимкина царапина? Такое на раскопе часто бывает, когда ребята увлекаются, поэтому и держим аптечку наготове и пополняем ее все время. Так что ничего страшного не случилось. Или все-таки случилось, а я просто не знаю? И вовсе не Максимкину лопату он имел в виду? «Господи, – подумала я, – ну почему так путаются мысли? Жар сменяется ознобом. Что происходит? Надо взять себя в руки и подумать. Но не сейчас. На обеде. Сейчас нужно вернуться на раскоп и спокойно дожить до перерыва. А там уйти куда-нибудь от всех подальше и все обдумать. Да. Это правильно».

Успокаивая себя таким образом, я вышла на улицу. Странное дело, но я не забыла ни паспорта, ни желтенькую щетку, ни куртку для Катюши. Не свойственная мне сосредоточенность, обычно я в экстремальных ситуациях прихожу в ступор. Может, ситуация не экстремальная? Я усмехнулась про себя: экстремальность ситуации – это наша реакция на любую ситуацию. Для милицейского капитана труп на раскопе – не экстремальная ситуация, а для меня загадочная интонация неизвестного мужчины – экстремальная. «Ладно, об этом тоже подумаю, – решила я. – Главное, чтобы до обеда больше ничего экстремального…»

– Ксения, иди сюда. – Марина махнула мне рукой.

Ну вот, сглазила.

Около Марины стоял Олег Георгиевич. И зачем только я вспомнила о нем и о трупе? Мне совсем не смешно, скорее наоборот, у меня даже чуть-чуть начала кружиться голова от какого-то внутреннего напряжения, но тем не менее я подошла к ним, улыбаясь, и даже пошутила:

– Зачастили вы к нам, Олег Георгиевич. Может, во вторую смену покопать придете? Нам люди нужны.

– С удовольствием бы, но только если в ночную, а то днем не вырваться никак, – поддержал шутку капитан.

Оказывается, он зашел спросить, не было ли чего новенького, и заодно принес фотографии происшествия. Честно говоря, смотреть эти фотографии я не хотела и попыталась отвертеться, но Олег Георгиевич настоял:

– Взгляните, Ксения Андреевна, это место происшествия. Всех ли рабочих вы видели на стройке, может, на фотографиях есть кто-то, кто появился здесь только раз?

Очень смешно. Как будто мы знаем всех рабочих со стройки. Своих землекопов мы, конечно, знаем всех, но их на момент происшествия здесь еще не было. А уж рабочие со стройки… И все-таки я просмотрела фотографии. Быстро, не задерживая взгляда на деталях, в общем-то, лишь делая вид, что смотрю, только для того, чтобы капитан от меня отстал. Какой по счету была та фотография – восьмой или двенадцатой, – я не знаю. Но когда я увидела ее, что-то резко ударило в затылок, сбилось дыхание, рука, державшая фото, дрогнула, и я чуть не выронила всю пачку. Осторожно подняв глаза, я огляделась. Слава богу, никто, кажется, моей такой неожиданной реакции не заметил. Марина с Олегом Георгиевичем были заняты разговором, а больше рядом никого не было. Я снова опустила взгляд на жуткую фотографию. На ней крупным планом изображена грудная клетка бомжа с нанесенными повреждениями. Четыре глубокие царапины прорезали кожу наискосок сверху донизу и заканчивались небольшой округлой вмятиной. Я узнала его сразу. Медвежий след. Медленно я перебрала оставшиеся фотографии и снова вернулась к той . Потом опять, уже внимательно, просмотрела остальные. Теперь я вижу этот знак и на других фотографиях. Четыре глубокие борозды отчетливо видны на спине и руках.

Гулко застучало сердце, и моментально пересохли губы. О том, что это может быть обычным совпадением, я даже не думаю. Слишком уж похоже. Что делать? Что мне делать? Сказать капитану?

– Посмотрели, Ксения Андреевна? – Олег Георгиевич спокойно взглянул на меня. – Никого не заподозрили?

– Нет, – почему-то я не сказала ему про след, что-то удерживало меня. Это неправильно, я должна была ему сказать, но язык отказывался повиноваться.

Что же делать? Говорить? Не говорить? Пожалуй, сначала я должна посмотреть на камень. А что, если я ошиблась и это не очертания следа? Слабое оправдание, но другого я не придумала. Я протянула пачку фотографий капитану:

– Я плохо знаю рабочих со стройки, Олег Георгиевич, мы с ними почти не соприкасаемся, – извиняющимся тоном проговорила я, – так что простите…

– Да ничего, все понятно, – Олег Георгиевич убрал фотографии. – Это же скорее к начальнику стройки, я понимаю, а к вам я так, на всякий случай…

Время до обеда тянулось чрезвычайно медленно. За пятнадцать минут до перерыва я все-таки не выдержала.

– Ребята, – обратилась я к «своим» землекопам, к тем, что работали у меня на участке, – давайте заканчивать, мне нужно пораньше уйти на обед.

Прошло еще минут десять, прежде чем я смогла уйти.

– Мариш, вы не ждите меня обедать, я пойду погуляю немного…