Вот как теперь: она помогала Джимми, облегчала его жизнь, убивая что-то, чтобы он… нет. Она делает одно: она уходит, уходит от…

Что там она только что сказала? Так здорово у нее получилось. Любовь – это когда тебе нравится человек таким, какой он есть, и ты делаешь, что можешь, чтобы он стал еще лучше.

Вот Бо далеко не идеален, но она любит его таким, какой он есть, и пытается помочь ему стать лучше. Если им удастся его сохранить, может, он с годами выправится. Если выправится, может, он когда-нибудь заведет семью. Вот же он сидит сейчас во дворе, сидит себе тихонько, смотрит на цветочки. Довольный, постукивает своей битой. Он поднял голову, помахал ей битой, улыбнулся своей улыбкой. Вчера, когда его заперли в доме, он был совсем несчастный. Закончил день ревом в кровати, так его выбило из колеи. А кто придумал это дело, благодаря которому сегодня было лучше, чем вчера? Кто любил его так сильно, что до этого додумался? Кто любил так, как никто другой в мире не любил?

Она.

Она его так любила.

I

– Лактаж? – сказал Абнести по громкой.

– А что там? – сказал я.

– Красава, – сказал он.

– Подтверждаю, – сказал я.

Абнести воспользовался своим пультом. Мой МобиПакТМ зажужжал. Вскоре Внутренний Сад стал действительно хорош. Все казалось суперчистым.

Как и полагалось, я сказал вслух, что чувствую.

– Прекрасный сад, – сказал я. – Суперчистый.

Абнести сказал:

– Джефф, что, если мы взбодрим твои языковые центры?

– Конечно, – сказал я.

– Лактаж? – сказал он.

– Подтверждаю, – сказал я.

Он добавил в лактаж немного ВербалистаТМ, и вскоре я, чувствуя все то же самое, говорить стал лучше. Сад по-прежнему был прекрасен. Словно кусты были такие плотные, а солнце все высвечивало. Словно в любой момент могли появиться викторианцы с чаем. Сад словно стал воплощением мечты о доме, всегда свойственной человеческому сознанию. Я вдруг разглядел в этой временно́й виньетке древние рассуждения, которым, вероятно, предавались Платон и некоторые его современники; иными словами, в эфемерном я чувствовал вечное.

Я сидел, погрузившись в эти мысли, пока действие ВербалистаТМ не начало проходить. В этот момент сад снова стал прекрасен. Там что-то было про кусты и что-то такое? Отчего возникало желание лечь там, ловить солнечные лучи и думать счастливые мысли. Если вы меня понимаете.

Потом все остальное, что было в лактаже, улетучилось, и я уже ничего особого не чувствовал по отношению к саду. Только во рту сухость и в желудке – обычное пост-ВербалистскоеТМ ощущение.

– А в этом что будет прикольного? – сказал Абнести. – Вот, скажем, парень поздним вечером охраняет периметр. Или в школе ждет своего ребенка, и его одолевает скука. Но есть же поблизости какая-то природа? Или, скажем, парковому рейнджеру приходится работать в две смены?

– Это будет круто, – сказал я.

– Это ЭД763, – сказал он. – Мы думаем назвать его Пейзажист. Или, может, Услада Глаз.

– И то и то хорошо, – сказал я.

– Спасибо за помощь, Джефф, – сказал он.

Он это всегда говорил.

– Всего только еще миллион лет, – сказал я.

А это я всегда говорил.

Тогда он сказал:

– Теперь выходи во внутренний сад, Джефф, и направляйся в Малую лабораторию № 2.

II

В Малую лабораторию № 2 прислали и бледную высокую девушку.

– Что ты думаешь? – сказал Абнести по громкой связи.

– Я? – сказал я. – Или она?

– Оба, – сказал Абнести.

– Очень неплоха.

– Знаешь, отличный, – сказала она. – Нормальный.

Абнести попросил нас дать друг другу количественную оценку по таким параметрам, как красота, сексуальность.

Выяснилось, что в количественных показателях мы нравились друг другу в среднем, то есть ни особого влечения, ни особого отвращения.

Абнести сказал:

– Джефф, лактаж?

– Подтверждаю, – сказал я.

– Хизер, лактаж, – сказал он.

– Подтверждаю, – сказала Хизер.

Потом мы посмотрели друг на друга, типа, ну, что теперь?

А теперь случилось вот что: Хизер стала суперкрасавицей. И можно сказать, она думала то же обо мне. Это случилось так неожиданно, мы типа рассмеялись. Как же мы не замечали раньше, насколько оба привлекательны? К нашей радости, в Лаборатории была кушетка. Ощущение было такое, что в наш лактаж, в дополнение к тому, что они там испытывали, добавили немного ЭД556, которая понижает уровень стыдливости ну типа до нуля. Потому что вскоре на этой кушетке мы пустились во все тяжкие. Между нами такое началось – суперстрастное. И не просто как если ты сексуально озабочен. Страстно, да, но еще и по-настоящему. Как если ты всю жизнь мечтал о какой-то девушке – и вот она, рядом с тобой в одной Лаборатории.

– Джефф, – сказал Абнести. – Мне нужно твое разрешение на стимуляцию твоих языковых центров.

– Давай, – сказал я, лежа в этот момент под ней.

– Лактаж? – сказал он.

– Подтверждаю, – сказал я.

– Мне тоже? – сказала Хизер.

– И тебе, – со смехом сказал Абнести. – Лактаж?

– Подтверждаю, – сказала она, и дыхание у нее перехватило.

Вскоре, ощущая преимущества присутствия ВербалистаТМ в наших лактажах, мы уже не только трахались вовсю, но и очень красиво говорили. Типа вместо всяких сексуальных словечек, которые мы говорили прежде (например: «вау», и «о боже», и «о да» и так далее), стали фристайлить о наших ощущениях и мыслях в возвышенной манере, увеличив на восемьдесят процентов словарный запас, и наши ясно выраженные мысли записывались для последующего анализа.

Что касается меня, то я чувствовал приблизительно так: удивление при осознании того, что эта женщина творится в реальном времени прямо из моего разума в соответствии с моими потаенными желаниями. Наконец, по прошествии всех этих лет (думал я) я нашел идеальное соотношение тело/лицо/ум, которое персонифицирует все мечты. Вкус ее рта, вид ореола светлых волос вокруг ее ангельского и в то же время проказливого лица (она теперь была подо мной, ноги подняты), даже (не сочтите за грубость или бесчестье возвышенных чувств, которые я переживал) ощущения, которые вызывала ее вагина по всей длине моего входящего пениса, были те самые, которых я всегда жаждал, хотя прежде, до этого мгновения, я не понимал, что так страстно их жажду.

Иными словами: возникает желание и одновременно удовлетворение этого желания. Так, будто я а) жаждал некоего определенного (до того неиспробованного) вкуса, пока б) названная жажда не стала почти невыносимой, во время чего в) я обнаружил, что кусок пищи с точно таким вкусом, который я ощущал во рту, идеально отвечает моей жажде.