– Четыре года назад она работала стриптизершей на частных вечеринках. Возможно, продолжает подрабатывать.

– Это тебе ее мама рассказала?

– Нет, сам узнал. Не спрашивай как.

На другом конце провода помолчали.

– Бог с ним, диктуй ее полное имя.

Я продиктовал.

– Итак, мы ищем плохую девочку?

– Не утверждаю, – отрезал я. – Мне известно только то, что она танцевала стриптиз.

Майло никак не среагировал на мое внезапное раздражение.

– Это было четыре года назад. Чем она еще занималась?

– Отучилась семестр в университете. На "отлично", если верить матери.

– Мама замечает только лучшие стороны своей дочки?

– Матерям это свойственно.

– А в данном случае?

– Я не знаю. Говорю же, Майло, это было давно.

– Твои собственные раскопки?

– Что-то вроде.

Майло обещал перезвонить в ближайшее время. Я поблагодарил и повесил трубку. Побегал дольше обычного, вернулся домой насквозь пропотевший, помылся, оделся, спустился к пруду. Сегодня меня почему-то не радовала его спокойная красота. Вернувшись в кабинет, я занялся делами об опеке. Некоторое время спустя поймал себя на том, что думаю о Лорен.

От стриптиза к учебе на "отлично" в университете... Неплохой скачок. Я решил позвонить Джейн Эббот и сказать об исполнении ее просьбы. Возможно, на том все и закончится.

На этот раз сработал автоответчик. Мужской механический голос, одна из тех готовых записей, которые женщины приобретают по соображениям безопасности. Я оставил сообщение и поработал еще несколько часов. Вскоре после полудня поехал в Вествуд, купил итальянский сандвич с пивом и вернулся в парк Холмби. (Я здесь обычно ем на скамейке, стараясь не привлекать внимания пожилых людей, наслаждающихся зеленой травкой, а также нянь, выгуливающих богатых деток.) Когда вернулся, лампочка на автоответчике мигала с немым укором.

Звонок от Майло, голос которого казался еще более усталым, чем утром: "Привет, Алекс. Я насчет Лорен Тиг. Позвони, как только сможешь".

Я схватил телефон. Ответил другой детектив, так что пришлось подождать, пока найдут Майло.

– Мать все-таки подала вчера заявление. Ребята проверили биографию Лорен. На нее есть кое-что, Алекс. Они, правда, пока не говорили матери. Может, и вообще не станут.

– Что на нее есть?

– Проституция.

Я промолчал.

– Пока все.

– Это каким-то образом повлияет на то, будут ее искать или нет?

– Дело в том, Алекс, что еще не с чем работать. Они попросили у матери список друзей дочери, но она никого не знает. У детектива сложилось впечатление, что Лорен не особенно посвящала мать в свою личную жизнь. И ее отъезд не такое уж из ряда вон выходящее событие. Ее арестовывали даже в Неваде.

– В Вегасе?

– Нет, в Рино. На том направлении много девочек работает. Надеются подцепить водителей, перевозящих скот, покататься с дальнобойщиками денек-другой и поскорее заработать деньжат. Это исчезновение, возможно, часть ее образа жизни. Несмотря на то, что она стала студенткой.

– Лорен отсутствует уже неделю, не "денек-другой".

– Значит, осталась поиграть в казино. Или подцепила выгодного клиента, которого можно доить подольше. Понимаешь, дело в том, что мы ищем не мисс Сьюзи Сама Невинность, которая пропала из церковного автобуса.

– Когда ее в последний раз арестовывали?

– Четыре года назад.

– Здесь или в Неваде?

– Старый добрый Беверли-Хиллз. Она была одной из девочек Гретхен Штенгель, которых накрыли в отеле "Беверли монарх".

Тот отель, в котором Фил Харнсбергер устраивал мальчишник. Фасад отеля в стиле рококо промелькнул у меня в памяти.

"Мне всегда платят хорошие чаевые", – сказала тогда Лорен.

– В каком месяце четыре года назад?

– Какая разница?

– В последний раз я ее видел четыре года назад в ноябре.

– Подожди, я проверю... Девятнадцатого декабря.

– Гретхен Штенгель, – повторил я.

– Вестсайдская Мадам собственной персоной. По крайней мере, Лорен работала не на улице.

Я сжал телефонную трубку так, что у меня пальцы заболели.

– А наркотиками она не баловалась?

– В досье ничего нет. Только сопротивление при аресте. Но девочки Гретхен были известны своими вечеринками. Послушай, Алекс, вообще-то не в моих правилах лезть в сексуальную жизнь людей. Я даже не имею ничего против травки, если только из-за нее кто-нибудь не превращается в труп. И все же надо считаться с тем, каким образом Лорен зарабатывала себе на жизнь. Может быть, поссорилась с клиентом, а сосед по квартире покрывает ее ради мамаши. Я действительно не вижу серьезных причин для беспокойства.

– Вероятно, ты прав. А мать, видимо, не в курсе. Хотя кое-что она все-таки знает. Сказала, у Лорен раньше были неприятности. Согласись, вполне возможно, что после того ареста четырехлетней давности девушка решила изменить свою жизнь. И поступила в университет.

– Всякое бывает, – неохотно отозвался Майло.

– Знаю, знаю. Как всегда, необоснованный оптимизм с моей стороны.

– Он придает тебе юношеское очарование... Значит, ты лечил ее четыре года назад?

– Десять лет назад. А тогда было что-то вроде завершения терапии.

– Вот как? Десять лет – большой срок.

– Целая вечность.

Длинная пауза.

– Тем не менее ты до сих пор защищаешь ее.

– Просто выполняю свою работу. – Я удивился сухости, прозвучавшей в моем голосе. Поэтому решил избежать дальнейшего обсуждения и поблагодарил Майло за помощь.

Он сказал:

– Парень из розыскного пообещал обзвонить больницы.

– А морги?

– Морги тоже. Алекс, я знаю, тебе неприятно выслушивать грязь об этой девушке, но у нее наверняка был повод скрыться, никому не сказав. Лучше посоветовать матери, чтобы набралась терпения. В девяти случаях из десяти люди находятся.

– А если нет, то уже поздно что-либо делать.

Майло не ответил.

– Извини, – сказал я. – Ты и так сделал больше, чем мог бы.

Он засмеялся.

– Все нормально, не бери в голову.

– Может, пообедаем вместе?

– Конечно, как только разгребу это старье.