Прислонив тачку к стене, Стекло откинул брезент.

— Рыч, помоги! — скомандовал.

Вместе они вытащили из тачки две лопаты, затем… тело Филина, уже успевшее застыть. Чтобы тачка не была запачкана кровью, оно было замотано в какие-то тряпки. В тусклом свете фонаря, который успел запалить Стекло, Филин казался невероятно огромным. Длинная тень поползла от него по стене и остановилась, замерев на темных камнях. Всем троим стало не по себе. Рыч и Стекло покрылись холодным потом, а у Семы громко застучали зубы.

— Это обязательно… закапывать его… Вот так? — дрожащим тихим голосом наконец отозвался он.

— Нет тела — нет преступления, — отрезал Стекло. Он, похоже, уже пришел в себя.

— Его будут искать, — сказал Рыч, — многие. Ну, из лагеря, и Валет с Привоза будет. В последнее время он все крутился с Валетом…

— Пусть ищут, — жестко отозвался Стекло, — даже хорошо, что будут искать. Не найдут, подумают, что сбежал, струсил. А здесь его никогда не найдут.

— А если найдут? — подал голос Сема.

— Не найдут, — повторил Стекло. — Мы, когда все сделаем, замок испортим. Зальем его. Видишь, вон бутылка в углу? Жидкий бетон. Вот его в скважину и нальем. В жизни никто не откроет.

— А если двери сломают? — не мог успокоиться Сема.

— Да зачем кому себе такой гембель на голову делать? — не выдержал Рыч. — Ты, Сема, свети давай, а мы копать начнем. Да свети лучше, а то если лопату тебе дать, так ты в обморок грохнешься!..

Сема дрожащими руками высоко поднял фонарь, и от этой дрожи лучики света запрыгали по стенам. Стекло и Фонарь принялись быстро копать яму под одной из стен.

— А ты откуда про Валета знаешь? — вдруг подозрительно нахмурился Стекло. — В ту же яму хочешь?

— Да ну тебя! — Рыч передернул плечами. — Слишком уж ты правильный! Так скучно жить. Неужто тебя самого ничего не интересует?

— Не интересует, — отрезал Стекло. — Таких, как этой твой Валет, надо давить. Суки, а не люди.

— Теперь, когда этой сучары, Филина, рядом с ним нет… Хорошо выходит, — Рыч мечтательно задумался и остановился.

— Ага, ты помечтай! — зло сказал Стекло. — А ну за работу, а то в соседнюю яму ляжешь!

— Да ну тебя! — разозлился Рыч. — И слова не скажешь! Давай вали к своим долбаным ментам!

— А ты что думаешь? И свалю! — внезапно ответил Стекло. — Я, как школу закончу, сразу пойду работать в милицию. И буду таких, как этот Валет, давить!..

— Интересно получается, — подал вдруг голос Сема. Звучал он более жизнерадостно, чем прежде. — Я, значит, буду скрипачом, Стекло пойдет работать в милицию и будет ловить преступников, а Рыч станет вором, будет под каким-нибудь там Валетом…

— С какого под кем-нибудь буду? — перебил его Рыч. — Я сам вместо Валета буду! Главным!..

— А Стекло тебя поймает и посадит в тюрьму! — засмеялся вполне оправившийся Сема.

— Не дождешься! — обиделся Рыч.

Пацаны помолчали. Рыч и Стекло продолжали копать.

— Интересно, все-таки, кто его побил, — не выдержав, спросил Стекло, глядя на труп Филина. — Судя по всему, ему нехило досталось.

— А я знаю кто, — ответил сразу Рыч. — В уголовке. Там новый начальник, он неделю назад приехал в город и всех построил. Теперь ловят бандитов и всех бьют, для острастки. Ну и Филина так.

— Зачем? — пожал плечами Стекло, не прерываясь.

— Я же говорю, для острастки. Чтоб боялись, — сказал Рыч. — Разве ты не знаешь, что в милиции бьют?

— Та брехня! — возмутился Стекло. — Шо ты мелешь!

— Вот пойдешь туда работать — сам и увидишь, — засмеялся Рыч.

— Если пойду, — вздохнул Стекло.

Наконец яма была выкопана. Пацаны втроем подняли брезент, на котором лежал Филин, и запихнули его в яму. Сверху тоже накрыли брезентом. Всем им было страшно, как бы они ни храбрились. Не решаясь снова взять лопаты, мальчишки стояли над ямой.

— А мы ведь теперь повязаны, все трое, — задумчиво сказал вдруг Сема. — До конца жизни.

— До конца жизни, — повторил эхом Рыч.

— Мы убили человека, — сказал Стекло. — Да, именно мы, все втроем, и не важно, кто из нас выстрелил первым. Мы все бы убили его. Каждый. Просто кто-то сделал это раньше других. Но… не важно кто. Мы втроем. Значит, мы связаны.

Это произошло как-то инстинктивно, но мальчишки протянули руки над ямой и соединили их, словно скрепляя прозвучавшие слова этим страшным рукопожатием.

Закопали Филина быстро. Потом разровняли ногами землю.

— Тачку забирать будем? — спросил хозяйственный Сема.

— А зачем? — ответил Стекло. — На ней и на лопатах наши отпечатки пальцев. Так что лучше бросить их здесь.

— Ну, тогда пошли, — вздохнул Рыч.

Отверстие замка они залили смесью, о которой говорил Стекло. Затем быстро побежали вниз по улице. Тротуары осветили первые лучи рассвета. В этот день — более поздние и тусклые, чем обычно…

⁂

Рыч остановился в дверях, прислушиваясь к странным звукам. Впервые в жизни он переступал порог настоящего притона и не знал, как себя вести.

Конечно, это был не притон в полном смысле этого слова, а всего лишь кабачок на Болгарской. И тем не менее близость к Привозу, центру Молдаванки, делала этот небольшой подвал одним из самых знаменитых злачных мест, легенды о которых со смачными подробностями передавались многими поколениями беспризорников и блатных. Рыч считал себя блатным, мечтал занять свое место в уголовном мире, воровал по мелочи довольно, по его понятиям, серьезно, но во взрослых притонах Молдаванки не был никогда.

Он вдруг подумал, что, если бы у него был отец, то он всыпал бы ему по первое число за то, что в свои двенадцать лет его сын оказался в таком месте. Но отца у Рыча не было. Была одна мать, живущая за счет многочисленных любовников. Когда не пила, она была красавицей, однако в последнее время пила все чаще и чаще…

Рыч посторонился в дверях подвала, пропуская наружу двух мужиков — подвыпивших лбов, и вжал голову в плечи. Они были покрыты наколками и переговаривались на каком-то непонятном языке. Он испытал нечто вроде укола зависти. На него, однако, оба не обратили никакого внимания, прошли как мимо пустого места. Это было одновременно и плохо, и хорошо. От вида этих лбов Рычу стало страшно. Тем не менее, он двинулся вперед.

Ничего примечательного внутри не было. К удивлению Рыча, здесь было не так уж и много людей — пьяная мужская компания резалась в карты, в углу две яркие девицы, похожие на его мать, тоже явно пьяные, сидели за пивом и курили дешевые папиросы, да еще была одна компания в углу. Большинство столов были свободны. Воняло, правда, немилосердно — жареным луком. Но к вони жареного лука Рыч привык, так готовили во всех бедных семьях, и запах этот был им впитан с самого детства.