Таким образом, умение нанести хороший удар зависит от формирования не «мышечной памяти», а той памяти, которая закодирована в мозге и в центральной нервной системе.

Преобладание психологического и приобретенного над физическим и врожденным подтверждается снова и снова. Андерс Эрикссон, один из ведущих в мире специалистов по вопросам мастерства, формулирует это так: «Самые важные отличия находятся не на низших уровнях клеток или групп мышц, они заключаются в лучшем контроле спортсмена над сложными и координированными движениями своего тела. Мастерство определяется приобретенными ментальными образами, которые позволяют предвидеть, планировать и обосновывать альтернативные варианты действий. Эти ментальные образы обеспечивают лучший контроль над аспектами, необходимыми для искусного выполнения тех или иных действий».

Другими словами, ключ к успеху – это практика, а не талант.

Сила – в знании

10 февраля 1996 года в три часа дня Гарри Каспаров вошел в маленькую комнату конференц-центра в Филадельфии, чтобы сыграть один из важнейших матчей в истории шахмат. Он был одет в строгий черный костюм и белую рубашку, лицо его было сосредоточенным. Устроившись за столиком, Каспаров посмотрел на сидевшего напротив человека: глаза доктора Фэн Сюн Сю, американца тайваньского происхождения, за стеклами очков светились лукавством.

В комнате кроме Каспарова и Сю находились три телеоператора, судья матча, три члена команды Каспарова и технический советник. Присутствующих призвали соблюдать тишину, а в соседней аудитории собрались пятьсот зрителей, чтобы наблюдать за матчем на экране, куда передавалось изображение с трех камер. Комментировал игру гроссмейстер Яссер Сейраван. По общему мнению, это был самый необычный матч в истории шахмат.

Каспарова единодушно признавали величайшим игроком в истории этого вида спорта. Его рейтинг Эло – официальный показатель относительной силы шахматиста – был самым высоким: на 71 очко больше, чем у русского гроссмейстера Анатолия Карпова и на 66 очков больше, чем у великого американского шахматиста Бобби Фишера. Когда проводился матч, Каспаров уже десять лет оставался первым номером в мировой шахматной иерархии, и его присутствие за доской нагоняло страху на лучших гроссмейстеров мира.

Но в тот день соперник был неуязвим для устрашения и других тактик воздействия, которыми славился Каспаров. Его не волновал ни статус Каспарова, ни его коварство или смелость. Противника даже не было в комнате – он находился на расстоянии многих километров, в полутемном зале в Йорктаун Хайтс, в штате Нью-Йорк. Каспаров играл с компьютером под названием Deep Blue.

Как и следовало ожидать, средства массовой информации преподносили матч как историческое сражение между человеком и компьютером. «На кону будущее человечества», – заявил один из дикторов. «Матч выходит за границы шахмат; это вызов суверенитету человечества», – вторила ему газета USA Today. Даже Каспаров, похоже, поддался апокалипсическому настроению предматчевой лихорадки. «Это миссия защиты человеческого достоинства, – сказал он. – Защиты нас как вида».

Первый ход Каспарова, пешка на С5, был введен мистером Сю (именно он разработал Deep Blue по поручению компьютерного гиганта IBM) в компьютер, расположенный рядом с шахматным столиком, а затем передан через центр IBM в Нью-Йорк по интернету, который в то время был относительно новой технологией.

В игру вступил Deep Blue. 256 специально созданных шахматных процессора работали параллельно, а 32 из них анализировали каждый участок доски, состоявший из восьми клеток, – все это позволяло просчитывать более 100 миллионов позиций в секунду. Через несколько секунд пришел ответ компьютера, и мистер Сю в точности выполнил инструкцию: пешка на С3.

Восемь дней весь мир завороженно следил за битвой между человеком и компьютером. Каспаров, эксцентричный и горячий азербайджанец, был известен своими причудами: за доской он часто ворчал и энергично тряс головой. Многие были недовольны несдержанностью Каспарова и обвиняли его в том, что он намеренно пытается вывести соперника из равновесия. Но Каспаров точно так же вел себя в матче с компьютером, часто вставал и ходил по комнате.

17 февраля, перед сороковым ходом последней партии, Каспаров взял свои часы со стола и надел на запястье. Это был знакомый всем жест – чемпион мира не сомневался, что матч близок к завершению. Публика в лекционном зале затаила дыхание. Через три хода доктор Сю медленно встал и протянул сопернику руку. Зрители зааплодировали.

Каспаров победил.

Вопрос: Как? Как шахматист, способный проанализировать не более трех ходов в секунду (это верхняя граница человеческих возможностей), смог победить машину, скорость которой измеряется десятками миллионов ходов в секунду? Ответ, как мы вскоре увидим, поможет проникнуть в тайны мастерства, причем не только в спорте, но и в других видах деятельности.

В 1990-х годах Гэри Кляйн, психолог из Нью-Йорка, по заказу американских военных выполнил масштабное исследование с целью проанализировать процесс принятия решений в реальном мире. Он хотел проверить теорию, что профессионалы изобретают логические методы, изучая разные альтернативы, прежде чем сделать оптимальный выбор. Кляйн столкнулся с трудностью: чем дольше продолжалось исследование, тем меньше эта теория соответствовала тому, как принимались решения на практике.

Самым любопытным оказалось то, что опытнейшие профессионалы – врачи, пожарные, военные и так далее – принимали решение на основе неожиданных факторов. Похоже, они вообще ничего не выбирали. Они несколько секунд обдумывали ситуацию, а затем просто действовали, не рассматривая альтернативы. Некоторые даже не могли объяснить, почему действовали так, а не иначе.

Вот пример бригадира пожарных, который спас жизни своих подчиненных, из книги Кляйна «Источники силы: Как люди принимают решения» (Sources of Power: How People Make Decisions):

Впоследствии Кляйн спрашивал бригадира, как тот почувствовал опасность, и пожарный свел все к «экстрасенсорному восприятию». Это единственное объяснение, которое он мог придумать для данного решения, позволившего спасти жизни людей, а также для других ситуаций, когда решения приходили как будто из ниоткуда. Кляйн был слишком рационален, чтобы принять идею экстрасенсорного восприятия, однако он уже стал замечать такие же удивительные способности у других людей, которым по долгу службы приходится принимать решения. Казалось, они знают, что делать, но зачастую не могут объяснить почему.