Еще из груды ожившего металлолома в разные стороны торчало несколько изломанных, скрученных в петли и узлы, черных чугунных прутьев. Они тоже беспрерывно хаотично дергались, в отчаянных попытках дотянуться до асфальта. Когда у какого-то из прутьев это получалось, он отталкивался от дороги, и куча металлолома перемечалась на пару сантиметров вперед.

— Смелее, Рихтовщик, этот скреббер уже практически труп, — раздался в голове нетерпеливый голос Шпоры. — Быстрее. Нам нужно успеть его выпотрошить раньше охотников.

— Выпотрошить? — шепнул под нос.

— Не заморачивайся! Просто делай, что буду говорить! Потом спасибо мне скажешь.

— Ладно, — я решительно зашагал к живой куче металлолома. — Чего делать-то?

Неуклюже дергающийся черный прут при моем приближении вдруг с проворством змеи метнулся на перехват.

Меня спасло чистое везение. Прут сам налетел на неуклюже выставленную вперед Шпору.

Стальной диск с сочным хрустом рассек черный прут, из полой середины которого на асфальт брызнула струя оранжевой дряни.

— Втыкай меня в щель между пластинами у основания отрубленной лапы, — распорядилась Шпора.

Сделал, как было велено. Но это оказалось не просто.

Плоть скреббера в щели между пластинами была цепкой и вязкой, как мокрая глина. Чтобы пробить ее и погрузить вращающийся диск на нужную глубину, пришлось навалиться всем весом на рукоять Шпоры. И давить, не обращая внимания на мелькающие перед глазами черные острия других лап-прутьев, которыми умирающее чудовище пыталось до меня дотянуться.

Вдруг куча металлолома сильно дернулась и затихла. Черные прутья-лапы дружно хлопнулись на асфальт и мелка задрожали в агонии.

— Готово! — раздался довольный голос Шпоры. — Вытягивай меня.

Перед глазами загорелись строчки длинного победного уведомления. Но ситуация сейчас не располагала к спокойному вдумчивому чтению. Пришлось сморгнуть, чтобы не отвлекали.

Стряхнул вымазанную в оранжевой жиже Шпору, и убрал в ячейку Инвентаря. Опустился на колени и, преодолев брезгливость, сунул руку в глубокий разрез.

Оранжевая кровь скреббера, к счастью, практически не пахла. Плоть его внутри была теплой и маслянистой. Твердый комок на дне глубокой раны нащупать удалось без труда.

Вытащил. И обнаружил в кулаке плотный моток оранжевых нитей.

— Режь их! — приказала Шпора. — Тебе нужно добраться до сердцевины.

— Мля! Чем резать-то?

— Да блин! Вот придурок, даже ножа нет! Ногтями рви!

— Нитки толстые!

— Не беси меня!

Я стал перетирать нитки ногтями.

Меж тем по окружающей толпе прошло оживление, увлеченные созерцанием живого невиданного монстра люди, выходили из ступора. Кольцо вокруг застывшего скреббера сжалось. Осмелевшие работяги приблизились и стали ощупывать погнутые пластины чудовища.

— Это че ты оттуда вытащил? — раздался над плечом первый неизбежный вопрос.

— Ну-ка покаж, — поддержал второй любопытный.

Отказ неминуемо провоцировал драку. Против толпы шансов у меня не было. Пришлось уступить. Но по-умному.

— Да тут нитками все замотано, — пожаловался я, из рук демонстрирую сотням жадных глаз рыжий моток. — Разрезать надо. Нож у кого-нибудь есть?

— Вот, у меня, держи, — мигом откликнулся какой-то неприметный работяга из толпы и вложил мне в руку разложенный перочинный нож, наточенный до скальпельной остроты.

С ножом я управился за считанный секунды. В сердцевине вскрытого мотка оказалось три белых перламутровых шарика.

— Ух ты! А что это? — озвучил общее восхищение находкой кто-то из толпы.

— Это белые жемчужины! Редчайший артефакт Стикса! — опережая меня ответил владелец ножа.

— А ты кто такой? — спросил его сосед справа. — Откуда знаешь?

— Я местный, — улыбнулся неприметный мужик, и ударом локтя превратил лицо любопытного соседа в кровавое месиво.

Тут же толпу охватило кровавое безумие. Все стали драться со всеми.

Словно сорвавшиеся с цепи дикие звери, люди вцепились друг в дружку. Рвали волосы, давили глаза, мутузили куда ни попадя руками и ногами, до мяса сдирали ногтями кожу, зубами впивались друг дружке в горло…

Лишь двое в беснующейся толпе не поддались влиянию массового психоза. Я и неприметный работяга рядом, владелец перочинного ножа. И что удивительно, никто из озверевшей вокруг толпы, даже не косился в нашу сторону. Вокруг брызгала кровь, озверевшие люди буквально рвали друг дружку на части, а на нас ноль внимания. Словно нас и не было внутри беснующейся толпы.

Незнакомец молча протянул мне руку, и так же молча я вложил в нее нож.

— Идиот! Что ты делаешь! — взвыла в голове Шпора, перекрывая окружающий гвалт из криков, стонов и звериного рычанья. — Не слушай его! Суй жемчуг в рот! И глотай!

— У вас весьма необычное оружие. Признаться, впечатляет, — тихо заговорил неприметный незнакомец. Но я прекрасно его услышал несмотря на шум бойни вокруг.

Я попытался сделать, как велела Шпора. Но возле рта ладонь с жемчугом напоролось на подставленную руку незнакомца.

Невероятно, еще мгновенье назад он был в метре от меня. И вдруг оказался вплотную, выставил руку и не позволил мне проглотить жемчужины.

— Увы, мой друг, но этот жемчуг принадлежит не вам, — улыбнулся опасный тип одними губами. Его пронзительные голубые глаза при этом оставались холодными, как лед.

Бойня вокруг начинала затихать. Все порвали всех. Мы стояли в середине шевелящегося ковра из агонизирующих человеческих тел.

— С кровавым крещением, новый игрок. Добро пожаловать на Стикс.

Рука незнакомца с острым, как скальпель, перочинным ножом нарочито медленно взмыла в воздух и рванула к моему горлу. Я видел удар, и знал, что не смогу его отразить.

Но до того, как лезвие незнакомца вскрыло мне сонную артерию, левую руку с все еще зажатым в ней жемчугом разорвало от вспышки боли. Звук далекого выстрела пришел одновременно с влетающими в открытый рот ошметками разорвавшейся на части руки.

Мой запоздалый болезненный крик прервал неумолимый нож палача, таки добравшийся до горла и сделавший свое черное дело.

Глава 6, в которой смотрю кино, долго читаю и попадаю в клетку.

Я снова очнулся в тумане. Вонючем, как прокисший от пота тельник кочегара.

В памяти еще свежи были последние мгновенья жизни безрукого инвалида с перерезанным горлом. Но вот уже чудесным образом я снова цел и невредим.

Отстреленная по самую кисть рука заново отросла. Вскрытое горло срослось и ничуть не беспокоило, а от широкого разреза не осталось даже намека на шрам. Синяк в пол лица бесследно исчез, вместе со стреляющей болью в ноге. От мелких ушибов и ссадин на теле так же не осталось и следа.