— Что бы он ни захотел сделать, ты должна будешь ему это позволить.

Все прихожане нашей маленькой церкви собрались на свадьбе. Брат Кларк велел мне произнести слова Руфи, которые я затвердила наизусть:

«Куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог — моим Богом».

Я пообещала любить Джеймса и слушаться его, а он — любить меня и заботиться обо мне. Я надеялась, что у нас с Джеймсом сложатся те же отношения, что и у моих родителей, и, как я полагала, у брата и сестры Кларк. Я много раз видела, как они стояли рядом, держась за руки, и с какой любовью сестра Кларк смотрела на своего мужа. Так же было и у мамы с папой.

Женщины на церемонии плакали. На вечеринке у Конноров мужчины хлопали Джеймса по спине, тыкали в ребра и обменивались многозначительными взглядами. От этого мне было не по себе. Я плохо представляла, в чем заключаются супружеские обязанности. Лишь от своих подружек я слышала о том, чем занимаются муж и жена, но они знали не многим больше моего.

Каждая семья принесла нам по подарку. Тут было и постельное белье, и масляные лампы, и большие чаши. Подарки были небогатые, но мы все равно им радовались. Никогда прежде я не ведала такого теплого обращения.

После службы и вечеринки мы с Джеймсом отправились во флигель. Томми уже привез мои вещи, кровать и бюро, и еще — красивый кедровый сундук, который он сделал для меня в качестве подарка. Сундук был на гнутых ножках, с обтянутыми кожей ручками. Хелен сложила туда все мое рукоделие — все, что я смастерила за последние два года: как и все девочки, мы с подружками начали готовить приданое в 12 лет и обсуждали, чего бы нам хотелось, в красках и подробностях.

Хоть я и любила Хелен и ее дочурку Фэйт, но всегда мечтала о собственном доме и своей семье. Все деньги, что давала мне Хелен за последние годы, я тратила на ткани и рукоделие, пополняя содержимое сундука. Это было самое настоящее приданое, и я радовалась, что эти деньги не разошлись на ленты и конфеты, как у моих подружек. В сундуке было не так много, как мне хотелось бы, но и деньги мне давали нечасто, к тому же я не ожидала, что так рано выйду замуж.

Некоторое время мы с Джеймсом расставляли мебель по местам и раскладывали вещи. Вечер выдался теплый, так что огонь в камине мы не разжигали. Когда солнце начало садиться, Джеймс зажег масляную лампу. Я изо всех сил делала вид, что ужасно занята, но в конце концов дел не осталось: день был долгим. Джеймс, краснея, пробормотал:

— Кажется, пора в постель.

Сердце у меня заколотилось. Мне было и страшно, и любопытно.

— Пожалуй, — согласилась я. Достав свою сорочку из бюро, я положила ее на кровать и оглянулась в поисках места, где можно было бы переодеться. Флигелек был очень уютный, но уединиться и сменить платье на сорочку было совершенно негде. Джеймс уловил мое смущение.

— Э-э, мне нужно выйти. Я на минуточку.

— Хорошо, — улыбнулась я.

И хотя Джеймс вышел, я сперва накинула сорочку, и лишь затем расстегнула и сняла платье. Потом повесила его на вешалку, сняла остальную одежду, стянула чулки и уложила их в туфли. Отвернув одеяло, я забралась в постель, пододвинувшись ближе к стене.

Через несколько минут вошел Джеймс. Он поставил лампу на прикроватный столик и погасил ее. В лунном свете, проникавшем через окно, я видела, как он раздевается. Потом он лег рядом со мной, и я вспомнила слова Хелен.

Джеймс уткнулся носом мне в шею. За все наше знакомство мы только и делали, что держались за руки да быстро поцеловались в церкви, когда нас объявили мужем и женой.

Мне нравилось прикосновение его губ. Я слегка склонила голову, чтобы он понял, что мне приятно. Затем он положил руку мне на грудь, я подумала о том, что сказала Хелен, и все мое тело напряглось. Джеймс убрал руку.

— Я люблю тебя, Мод. Обещаю, что никогда не сделаю тебе больно.

Я лежала в темноте рядом с ним, и причин сомневаться в его словах у меня не было.

— Я знаю, — прошептала я. И он сдержал обещание.

На следующее утро я проснулась, услышав, как кто-то рубит дрова. В камине потрескивал огонь, в котелке на крючке кипела вода. Вошел Джеймс с большой охапкой поленьев и положил их в коробку рядом с очагом.

— Доброе утро. — Он сел на краешек постели, наклонился и поцеловал меня в щеку. — Теперь мы женаты, и я могу целовать тебя каждый день, даже по воскресеньям.

Я почувствовала, как кровь прилила к лицу, и улыбнулась ему. Он мягко взял меня за подбородок.

— Как ты? Все в порядке?

Я поняла, что он имеет в виду, и покраснела еще сильнее.

— Да, все хорошо.

Он кивнул, взял со стола небольшой сверток из белой бумаги и протянул мне.

— Мама дала немного кукурузной крупы, чтобы мы приготовили завтрак. Обедать будем в доме, после церкви.

Он встал, достал из кармана мелочь и протянул мне.

— Вот деньги, можешь купить то, что нужно для завтрака. Мама сказала, что мы можем пользоваться их ванной, пока не купим свою.

Я молча посмотрела на деньги. Когда я покупала для Хелен продукты и прочее, я просто просила продавца записать все в свою книгу. Внезапно меня осенило: теперь я по-настоящему стала хозяйкой в доме. Я ощутила собственную власть.

Джеймс, неправильно истолковав мое молчание, нахмурился:

— Этого хватит?

Я аж подскочила: я так крепко задумалась, что его голос застал меня врасплох, практически выведя из забытья. Я посмотрела на него широко открытыми глазами:

— Наверно, да. Вообще-то я не знаю, сколько нужно, но думаю, этого будет достаточно.

— Видимо, нам обоим нужно многому научиться, Мод. Мама с папой нам помогут. Все будет хорошо. — Он притянул меня к себе, и я прильнула к его плечу. Джеймсу было всего восемнадцать, но мне он казался таким надежным и сильным. Сердце мое переполнилось любовью к нему. Он был моим мужем и уже подарил мне собственный дом.

— Я знаю.

Одевшись, я набрала воды в кастрюльку и сварила кукурузную кашу. Мы съели ее без молока и сахара. В понедельник надо будет их купить. Позавтракав, мы оделись и отправились в церковь вместе с родителями Джеймса.

Я не могла отделаться от ощущения, что на меня все таращатся. Как будто ждали, что я сделаю какое-то объявление. Некоторые женщины смотрели на меня с такой грустью, что я невольно задалась вопросом: о чем они думают? Джеймса опять хлопали по спине и тыкали под ребра, в ответ он робко улыбался позволяя им наслаждаться ощущением братства женатиков.

Я поздоровалась с подружками, но в то утро они казались мне другими. Я поняла, что оказалась там, куда им пока вход заказан, и наши отношения навсегда утратили детскую непосредственность.