план немного авантюрен, поэтому добавил: – Ведь может и получиться, от неожиданности. Вдруг они не готовы или не знают, что мы рядом?

– Успех такого деяния весьма сомнителен, – вместо генерала ответил ему Дорфус. – Мы встретили их конный разъезд за леском, что у реки; они вас обнаружат до того, как вы подойдёте к баржам.

– Уже и разъезды их тут, – генерал поморщился и снова выругался. – Дьявол, ну хоть бы раз всё получилось так, как планировалось! – он обратился к полковнику Рене: – Полковник, надеюсь, вы понимаете, как нам нужны палисады на северном склоне холма и рогатки с кольями у дороги?

Рене молча взял свой шлем под мышку, поклонился генералу и вышел из шатра.

– Полковник Роха, я не видел здесь ни одного нашего разъезда, маршал всё ещё думает, что враг далеко. Так что выделите тридцать человек, выберите десять аркебузиров с хорошими сержантами, прибавьте к ним два десятка пехотинцев и выставьте один секрет в леске у реки и два дозора, один у дороги на Бибесхайм, другой восточнее, где-нибудь в поле, – распорядился Волков. – Я не хочу выйти из шатра и увидать колонны еретиков у своего лагеря.

– Я всё устрою, – обещал Роха. – Незамеченными не подойдут.

– Майор Дорфус, прошу вас, попытайтесь выяснить, сколько безбожников пришло с баржами; если их много и они решат навалиться на нас, тут, боюсь, наш расторопный маршал не успеет и колонну нам в помощь выслать.

– Я поищу смышлёных мужичков в деревне, найду и отправлю их с каким-нибудь сеном в Бибесхайм, к вечеру, думаю, будем что-нибудь знать, – пообещал майор и тоже ушёл.

– Карл, – теперь Волков обратился к полковнику Брюнхвальду. – Езжайте в ставку немедля. Сообщите маршалу, что в Бибесхайме уже стоят баржи и галеры безбожников. Скажите, что мы уже столкнулись с их разъездом. И убедительно просите его дать нам обещанных сапёров.

– Еду, – коротко отвечал Брюнхвальд и поклонился.

Но Волков остановил его у выхода:

– Карл.

– Слушаю.

– Найдите Пруффа, – Волков не хотел оставлять свою артиллерию в ставке. – Пусть тащит пушки сюда. Мне так будет спокойнее.

Глава 5

Хоть до главного лагеря было совсем недалеко, Брюнхвальд вернулся нескоро.

– Маршал долго не принимал меня, – рассказывал он, и, судя по выражению его лица, настроение у него было нехорошее. – Зато разговор у меня с ним вышел быстрый. В общем, когда я рассказал ему о том, что еретики уже пришли, он сказал, что сапёров теперь дать не может. Теперь они ему очень нужны. Он так и сказал «очень».

– Какая прелесть, – едко заметил генерал. – Всё как обычно.

– А ещё он попросил, – продолжал полковник, – срочно выяснить, с какими силами пришли еретики, сколько у них кавалерии, сколько пушек. Пришёл ли с ними ван дер Пильс.

Генерал сидел мрачный. Положив ногу на пуфик перед собой, он, сам того не замечая, разминал больное место над коленом. И ничего не отвечал своему товарищу. А Брюнхвальд продолжал портить ему настроение:

– А ещё он запретил нам забирать наши пушки.

– Что? – вот это было уже слишком. – Какого дьявола? Это мои пушки, лично мои!

– Он просил вас быть на совете к вечеру, там он с вами и с другими генералами и офицерами обсудит, где их поставить.

– Значит, запретил? – Волков как будто ничего не слышал про совет. – Карл, отправьте кого-нибудь к Пруффу, пусть он сюда привезёт артиллерийский обоз.

– Обоз? – не понял полковник.

– Обоз, Карл, обоз, – чуть раздражённо говорил генерал, – это мой порох, мои ядра, моя картечь… Маршал решил оставить себе мои пушки, но про мой обоз он ведь никаких распоряжений не давал. Так пусть Пруфф привезёт всё сюда. Отправьте к нему человека с моим распоряжением.

– Да, я понял, – наконец произнёс Брюнхвальд. – А что будем делать с разведкой? Нужно кого-то отправить поглядеть на еретиков?

– Об этом не волнуйтесь, Дорфус уже занимается этим.

– Дорфус? Ну, тогда я спокоен.

– Карл, Рене занимается укреплением лагеря, помогите ему; кажется, дело предстоит нам нешуточное.

Полковник ничего ему не ответил, он лишь покивал головой: да уж, какие тут шутки. И вышел.

Волков стал одеваться, он решил пока не надевать весь доспех, и Максимилиан с фон Готтом помогали ему закрепить кирасу, когда пришёл Хенрик и сказал:

– Господин генерал, к вам человек.

– Что за человек? – уточнил Волков. Хотя по тону молодого офицера было ясно, что человек не Бог весть какой.

– Из местных.

– Просите, – генерал сел в кресло, и Томас стал помогать ему надевать сапоги.

Вошёл мужичок… как и сказал Хенрик, «из местных». Он поклонился генералу.

– Кто вы такой и что вам угодно? – спросил Волков.

– Я староста Гернсхайма, моё имя Раух.

– И чем я могу вам помочь? – отвечал генерал, не соизволив назваться сам.

– Я по поводу леса.

– Леса?

– Ваши солдаты рубят весь лес, что у холмов, за домами.

– Так разве ж это лес? – Волков даже усмехнулся. – Горбыли да кривулины. Лишь на колья такой и годен.

– Ну, какой есть, – разводил руками староста, – мы его не трогали, только хворост да сухостой брали. Берегли его.

– Я всё понял, вы хотите денег, так вот что я вам скажу: я и мои люди тут не по своей воле, а по воле Его Высочества курфюрста Ребенрее, и лес ваш я рублю не для себя, так что, если вы хотите денег за свой лес, шлите счета ему.

– Ну понятно, – староста тяжело вздыхал, осознавая, что ничего он за порубленный лес не получит.

– А вот говядину или свинину для стола моих офицеров я купить у вас могу, привозите, – хотел хоть как-то подбодрить расстроенного мужичка генерал. – Или, может, у вас сыр есть хороший, старый, или пиво?

– Так пиво и сыр, свинину и всё мясо с курицей у нас уже другие офицеры скупили. Всё забрали, – сообщает тот и опять спрашивает: – Так что же делать с лесом?

Генерал только махнул рукой: гоните его отсюда. после чего староста был из шатра провожен.

* * *

Всё переменилось сразу. Едва он вышел из шатра, как с вершины холма увидал конный отряд из дюжины всадников, выезжавший из села. Разъезд шёл на север.

«О, ну хоть что-то. Маршал, кажется, оживился».

И в том, что это так, он убедился буквально тут же, когда увидел группу офицеров Его Высочества, которая также выехала из Гернсхайма и поехала в поля за селом.

На холм к генералу поднялся его друг. На пронизывающем ветру Брюнхвальд стоял без шапки, шлем держал под мышкой, подшлемник засунул за пояс. Ни усталость, ни холод