Гуров сидел за столом в одном из кабинетов МУРа, который им с Крячко выделили для работы с задержанными угонщиками. Через несколько часов ими займется следователь, а пока надо парней «крутить» и «колоть», как говорят сыщики. «Крутить» – означает определять причастность к данному преступлению и другим аналогичным, «колоть» – получать признательные показания. Сложный процесс, требующий немалого опыта, знания психологии преступников, причем не сидевших еще преступников, и мгновенной реакции во время допроса. А еще умения задавить своим авторитетом допрашиваемого. Это тоже момент не последний. Бесхарактерный, вялый оперативник или следователь никогда не добьется того, чего может почти мгновенно добиться оперативник энергичный, агрессивный, харизматичный.

Тут одной логики маловато. Почувствует преступник, что у тебя все козыри, что ты располагаешь фактами и доказательствами против него, и замкнется. Просто перестанет отвечать. И что ты будешь делать? Терять дни, недели, а то и месяцы на то, чтобы расшевелить, разговорить преступника? Ни один судья не примет дела, в котором нет показаний подозреваемого или обвиняемого, нет его подписей на протоколах допросов, ты хоть сто свидетелей приведи, которые подтвердят, что преступник отказался подписывать.

Первым в кабинет привели Раззуваева. Сейчас Жора не выглядел таким улыбчивым и общительным, каким его запомнил Гуров во время задержания. Тогда Раззуваев смотрел на них с ухмылочкой, покуривая сигарету, пока его не сложил пополам Саша Малкин. Сейчас широкое лицо Раззуваева с характерными скулами выглядело неприятно. На нем отражалась даже не затаенная злоба, а что-то сродни ненависти и немного отчаяния. Ненависть к тем, кто прекратил вольную и веселую жизнь удачливого преступника, отчаяние от того, что Раззуваев понимал – раз взяли, да еще на пороге бокса, в котором переделывали угнанные им с напарником машины, то дела его плохи.

Когда сержант из дежурной части доложил о доставленном, Крячко жестом отпустил его, а Раззуваеву показал на стул посреди кабинета. Обойдя вокруг задержанного, он кивнул в сторону Гурова:

– Если ты помнишь, Жора, мы с вот этим дядей тебя брали с поличным возле бокса. Поэтому время не теряй на пререкания, что ты там случайно, что не при делах и знать ничего не знаешь. Тебя со Шмоном «вели» с момента угона, взяли почти в угнанной машине, возле бокса, где вы их потрошите. Так что думай, прежде чем рот раскрывать.

– А че мне думать? – хмыкнул Раззуваев. – Это ваша работа, вы и думайте.

– Ладно, согласны, – быстро ответил Крячко и тут же сменил тон на официальный: – Итак, Вадим Юрьевич Раззуваев, 1986 года рождения. Перед тобой полковник Гуров из Главного управления уголовного розыска страны. Моя фамилия Крячко, и я из того же ведомства. Понял теперь, что тобой не МУР занимается?

– Я думаю, Жора все понял, – вмешался в разговор Гуров. – Жора у нас не дурак, Жора понимает, что с того момента, как он стал напарником Александра Шмаркова и угнал с ним хоть одну машину, он уже участник преступной группы, а это крушение надежд на условный срок. Сюда же тянет и предварительный сговор. Но Жора догадывается, что у его напарника Шмаркова не выдержали нервишки и он стал стрелять в сотрудников полиции во время задержания.

– А уж то, что мы легко докажем и другие эпизоды, Жора у нас и не сомневается. Ведь не сомневаешься? – Стас подошел к Раззуваеву и похлопал его по плечу.

– Да ладно, – нервно дернул щекой заметно побледневший Раззуваев. – Я сопротивления не оказывал, с меня взятки гладки. Ну, «пятерину» мне впаяют. И что?

Крячко быстро глянул на Гурова, снова шагнул к задержанному, сгреб его воротник в кулак и, одним рывком подняв его со стула, коротко рявкнул ему в лицо:

– Дур-рак! Тебе одного трупа водителя «БМВ» 5-й серии хватит лет на пятнадцать. И ты думаешь, мы поверим, что это первый и случайный «жмурик» у вас с Шуриком? Мы умеем искать, ох, умеем! Ты не сомневайся. Не бывает так, чтобы один-единственный. Это тебе петля на шее, Жора! Петля, потому что ты тянешь на пожизненное! Это разбойное нападение с целью завладения имуществом граждан. И умышленное убийство. Это очень страшная статья, Жора. По ней сидят долго и выходят оттуда редко. Понял? Хуже только бандитизм и терроризм…

– Отпусти его, – насмешливо бросил со своего места Гуров. – Что ты его уговариваешь? Не хочет жить, не надо. Что мы, Шуру Шмона не знаем? Знаем, еще и получше, чем сам Жора. Жора вот не знает, а Шмон продаст его с потрохами, лишь бы себе срок скостить и от «мокрой» статьи уйти. Пусть тянет все за друга, если хочет…

Раззуваев пытался что-то возражать, но сыщики не давали ему такой возможности. Его сбивали то новыми обвинениями, то ссылками на имеющиеся доказательства. Главное, не давать вслух задержанному сформулировать свою непричастность и невиновность. Это чисто психологический ход. Что не произнесено вслух, остается пока несуществующим. Пусть копится внутри, пусть находится в разногласии с эмоциями, страхами, сомнениями. Ведь ему же сидеть, а не этим двум полковникам. А где и как сидеть и, главное, сколько, зависит от…

Вот это главное Гуров и Крячко умело формулировали в лихорадочно работающем мозгу преступника. Пусть сам решает, пусть сам делает выводы, к которым его подвели сыщики. Ведь не зря они начали допрос именно с Раззуваева. Он психологически слабее своего подельника. И сломать их пару, а затем каждого из них можно через него.

Когда, так и не дав ему открыть рта, Раззуваева вывели из кабинета, Крячко с довольным видом посмотрел на Гурова:

– Ну, что думаешь? Не переборщил я?

– Нормально. Со Шмарковым будет сложнее. Того и вооруженным сопротивлением не сломаешь. Будем надеяться, что капитан Шишков в своих архивах по угонам найдет зацепочки, что еще этой паре можно предъявить.

– Я думаю, что нам сегодня спать не придется, – задумчиво почесал в затылке Крячко.

– Ты имеешь в виду… – Гуров кивнул на дверь.

– Мне кажется, его ночью надо дожимать. Он сейчас весь в мыслях, сон не пойдет, ночь тревожная, а тут мы. Он же будет думать, что у нас новые данные появились, новые доказательства. С какого перепугу, по его мнению, два полковника из МВД спать домой не отправились. Прямое доказательство, что у них что-то есть серьезное на него.

– Хитрый ты, Станислав, – покачал головой Лев. – Но я с тобой соглашусь. Передержим парня, если сегодня не добьем. Потом будет сложнее.

Через несколько минут в кабинет ввели высокого смугловатого парня. Шура Шмон не выглядел подавленным, не старался вести себя нагло. Лицо его как будто окаменело, и смотреть он старался в стену, мимо двух полицейских, к которым его привели. Доставивший задержанного сержант вопросительно посмотрел на Гурова и кивнул на наручники, сковывающие руки Шмаркова.

– Нет, – громко ответил Гуров, – пусть в них сидит.

В глазах Шмаркова мелькнули снисходительные искорки. Он посмотрел на человека, сидевшего за столом, на второго, стоявшего у зарешеченного окна, и спросил хриплым голосом:

– Че, боитесь, что ли? Куда я отсюда убегу?