Средства сообщения играли главную роль в укреплении Римской империи, и это делает понятными фантазии, которые нам кажутся совершенно нелепыми. Тиберий затворился на Капри, Адриан вел бродячую жизнь — и это при том, что оба императора имели репутацию чрезвычайно дотошных и превосходно информированных. Конечно, эти фантазии очень дорого стоили: недаром ведь Антонин, решив сократить расходы, обе свои загородные резиденции устроил вблизи Рима: одну к северо-востоку от него, в Лории на Аврелиевой дороге, где он был воспитан, другую к югу, в Ланувии, где родился. Но в действительности ссылка на экономию служила только для того, чтобы как-нибудь его не упрекнули в чрезмерном домоседстве. Марк Аврелий рядом с ним настолько привык к тому же, что, говорят, только два раза за двадцать лет, проведенных при Антонине, отлучался из его резиденции, и то лишь на одну ночь. Потом же он удалялся от Рима только тогда, когда этого требовали драматические обстоятельства — в последний раз навстречу смерти.

Такое постоянство было совершенно необычно для римских императоров. «Куда ты бежишь, Друз?» — спросила брата Тиберия германская жрица, предсказавшая его гибель. Причин куда-то отправиться находилось множество: чувство долга, удовольствие, угроза государственной границе. Среди причин мог быть и тяжелый характер (как у Калигулы и Нерона), и мечты о славе (как у Траяна) или любознательность эстета (как у Адриана). Но надо поискать и более глубокую причину: на деле римский император держался благодаря своим солдатам. Он не мог находиться в безопасности среди роскоши своих дворцов, среди непостоянного римского народа. Его охраняла преторианская гвардия, но следовало надзирать и за легионами в провинциях с их блестящими полководцами. Чтобы их слава стала в первую очередь императорской, ему нужно было иногда ходить в походы вместе с ними, а поскольку вместе с ним шли и преторианцы, безопасность его была обеспечена, а по возвращении именно его ожидал триумф.

Но если это было условием безопасности и популярности, то каким образом два государя, поставленные на царство только сенатом, а армией лишь пассивно признанные и никогда не командовавшие легионом, могли спокойно править, живя в загородном доме и не считая нужным показываться перед строем своего войска? Как два владыки провинций заслужили любовь и почитание миллионов людей, принадлежавших к тысячам племен, которые видели их разве что на редких в то время монетах? И чем была обеспечена безопасность Империи, окруженной неспокойными народами, если у ее верховных командующих не было никакого военного опыта?

Возможно, ответ на этот вопрос дает дальнейший ход истории, в конце столетия увидевшей падение династии слишком благоразумных управленцев: перед лицом беспорядков, которых даже представить себе не могли, они оказались слепы. Но было бы несправедливо ставить упадок Рима в вину толерантности и миролюбию Антонина и Марка Аврелия, если только не считать виновным всякое цивилизованное или цивилизующееся общество. Если ответственные лица и элиты Империи думали — и не без причины, — что сложились благоприятные условия для серьезного нравственного прогресса, правильно ли было бы отказаться от такой возможности ради унылого реализма? Рядом с ними, конечно, были и такие, что утверждали именно так (ниже мы увидим свидетельства тому), и теперь в свете дальнейших событий многие говорят, что они были правы. Эту проблему надо рассмотреть внимательно, потому что mutatis mutandis мы видим, что она остается одной из центральных и в современном западном обществе, когда многие боятся, что прогресс мира и благосостояния может привести к анемии и безволию. Так что приготовимся, говоря о Марке Аврелии, постоянно сталкиваться со спорами о величии и упадке Рима.

«1. От деда моего Вера — изящество нрава и негневливость.

2. От славы и памяти, оставленной по себе родителем, скромное, мужеское.

3. От матери благочестие и щедрость, воздержание не только от дурного дела, но и от помысла такого. И еще — неприхотливость ее стола, совсем не как у богачей.

4. От прадеда то, что не пошел я в общие школы, а учился дома у хороших учителей и понял, что на такие вещи надо тратиться не жалея» (I, 1–4).

Так, главой о том, кому чем обязан автор, начинается книга «Размышления». Марк Аврелий без гордыни и, кажется, не без резона думает сам о себе как о редком, образцовом продукте своего времени, чье предназначение — служить людям. Как будет видно дальше, он имеет в виду не предопределение, а особую удачу, за которую он благодарен богам. Сверхъестественная удача — иметь замечательных родителей. А дальше все зависит от среды и тщательного выбора наставников и друзей. Перед нами крупным планом разворачивается картина воспитания правящего класса в Риме. Как правило, это воспитание было очень строгим, а в случае юного Вера — ни с чем не соразмерным, а вернее, соразмерным с тайными амбициями клана, стремившегося к власти. Вот почему все имеющиеся у нас сведения о том, каким образом все это было задумано, проведено и доведено до конца, могут помочь нам проникнуть в тайну римского могущества.

Ведь это действительно тайна. На первый взгляд случай Марка Аврелия доказывает, что обычный человек в Империи мог достичь вершины власти без наследственных прав и без государственного переворота. Он был избран лучшими как лучший. Такова была, по крайней мере теоретически, система передачи власти при Антонинах; Плиний Младший в «Панегирике Траяну» потратил много труда для ее обоснования. Реальность была в общем-то немного другая. Однако верно, что воцарение Марка Аврелия было достаточно близко к идеалу стоиков и сторонников небывалой имперской республики. Если вообще существует система демократической передачи аристократической власти, то юный Анний Вер был ее совершенным примером.

Дед, доброту и негневливость которого внук хвалил на склоне лет, — это Марк Анний Вер, трехкратный консул, префект Рима, занимавший эти должности как раз в 121 году, когда родился маленький Марк. Он первым из своего рода поселился в Риме, а, как считается, родился в городке Уккуби (ныне Эспаго) в Бетике, куда его семья переехала за несколько поколений до него. Это, несомненно, были италийские поселенцы — возможно, солдаты Сципиона Африканского, получившие земельный надел во II веке до н. э., — богатые хозяева, занимавшие все муниципальные должности. В то же самое время мы видим точно такие же семьи в соседнем городке Италика — на родине Траяна и Адриана. Эти семьи, по всей вероятности, смешивались с туземцами-иберами или с африканцами из Мавритании.

Взглянем еще назад и разглядим императорского прадеда из Уккуби, первого известного (только по имени) Анния Вера, назначенного римским сенатором в 69 году в числе многих, когда Веспасиан заново пополнял сенат, униженный и даже физически почти уничтоженный Нероном и его предшественниками, а также гражданскими войнами. Многие италийцы и провинциалы получили тогда награду за помощь, оказанную против несчастливых конкурентов начальнику восточных легионов, чрезвычайно одаренному выскочке, типичнейшему homo novus Флавию Веспасиану, который вместе с сыном Титом вновь привел к власти в Риме здравый смысл. В Курии этот Анний Вер не заседал, но его семье (как и семье Траяна) был открыт путь наверх. Испанский клан устремился в Город.