– Ходу! Горит!

Он пулей наискосок пересек двор и замелькал пятками среди деревьев парка, ведущего на территорию вражеского двора.

– Стой, скотина! Где горит? Урод…

Я побежал к гаражам.

Собственно, в этом «шанхае» гаражей было немного – пять или шесть. Все остальное пространство занимали кривые ряды живописных сараек, размером чуть больше туалетной кабинки. Здесь жильцы хранили старые вещи, хлам и уголь для растопки. Некоторые закрывали в этих будках велосипеды, мопеды и даже мотоциклы. Разумеется, там можно было найти и бензин.

Видимо, Трюхина шутиха этот бензин и нашла, филигранно вписавшись в верхнюю щель щербатой двери одного из сараев.

Открытый огонь еще не вырвался на свободу, но его жадные языки с гудением выламывались из всех щелей убогой постройки, с удовольствием покусывая соседние шедевры бытовой архитектуры. Прямо на глазах тонкие сизые струйки дыма из-под общей шиферной крыши превращались в зловещие черные спирали, наполняя пространство вокруг удушливым туманом. Видимость резко ухудшалась.

Неожиданно события стали ускоряться, будто в сумасшедшем калейдоскопе. Сначала со стороны двора истошно закричали женские голоса. И почти сразу же появились бегущие жильцы с ведрами и кастрюлями. Кто-то разматывал явно короткий и бесполезный садовый шланг. Кто-то тащил настоящий, хотя наверняка просроченный, огнетушитель. А кто-то уже лупил арматуриной по горящей двери, пытаясь сбить замок.

Со звонким треском начал лопаться шифер на крыше. Где-то далеко гуднула пожарная сирена. Хаос и неразбериха оставляли неприятное ощущение тщетности любых человеческих усилий. Мне стало понятно, что сгорит весь ряд, в котором было около десяти сараек. Однако народ бился со стихией насмерть. Я бы сказал, с подъемом и воодушевлением. Дружно, весело и с азартом, напрочь забыв о скучном субботнем вечере.

Что характерно, никто не пытался спасти свой хлам. Только один мужичок с невзрачной перекошенной физиономией трясущимися руками все пытался отпереть амбарный замок своей клетушки, которая уже начинала заниматься огнем. Кто-то пытался его оттащить, но он с неожиданной яростью оттолкнул спасителя, распахнул дверь и исчез в дыму.

Народ охнул. К горящим сараям из-за жара было уже трудно подойти. В проеме, куда канул умалишенный, блеснул язык пламени. Какая-то женщина запричитала. Кто-то побежал вызывать «скорую».

И тут несгораемый субъект вернулся к людям. На четвереньках. С дымящейся одеждой на теле и тлеющим перекошенным чемоданом в руках, из которого что-то сыпалось и дымилось. Его окатили водой, и он зашипел, как раскаленная сковородка. Мужики на радостях чуть не надавали ему по шее, а он, обнимая спасенный чемодан, судорожно икал и затравленно озирался.

Взревывая сиреной, во двор въехала пожарная машина. Народ расступился, и остатки гаражей в три счета были превращены в черные мокрые дымящиеся руины с трупами какой-то мототехники среди тлеющего угля.

Для пацана нет чуда прекраснее на свете, чем работа пожарной команды на реальном пожаре. Но сегодня, раскрыв рот, глазели и дети, и взрослые.

Не глазел только я.

Потому что в это время обалдело рассматривал то, что вывалилось из чемодана невзрачного мужичонки. Того самого, кто в огне не горит, в воде не тонет. Предмет, который я поднял в благородном порыве вернуть утраченное добро владельцу, оказался слегка оплавленной черной магнитофонной мини-кассетой. Что-то похожее я видел в телефонных автоответчиках когда-то давно… в будущем.

Ни в этом времени, ни в этой стране этого предмета просто не должно было быть!

Вечер переставал быть томным.

Домой я вернулся вместе с отцом, причем выглядел я гораздо чище.

Наша сарайка не пострадала, поэтому папа был возбужден и… доволен. Однако это не мешало ему всю дорогу грозить чумазым кулаком в воздух, засоряя эфир обещаниями рано или поздно отыскать «этих козлов», «поотрывать ноги», «натянуть глаз» и так далее…

Народ постепенно рассасывался по квартирам.

Отчаянно вертя головой, я все пытался высмотреть несгораемого владельца непонятной кассеты. Но то ли оттого, что в воздухе продолжала висеть сизая гарь, то ли по причине стремительно наступающих вечерних сумерек новоявленного Терминатора мне найти не удавалось. Возможно, любопытный субъект покинул представление еще в первом акте – до начала тушения пожара красавцами-пожарными. Так сказать, по-английски. Предпочел остаться без всеобщего признания и пропустил шикарное шоу.

Другая странность: практически всех участников печального карнавала в той или иной степени я знал. Самое меньшее – видел пару раз в нашем дворе. А этого йога, ходящего по углям, не видел ни разу. Это при том, что вся массовка в полном составе принеслась на велосипедное барбекю исключительно со стороны нашего совместного проживания. Снизу вверх. В этом я был уверен, так как оказался у истоков событий в числе первых и, находясь чуть в стороне (я же маленький!), прекрасно отслеживал всю картину целиком.

С верхней стороны нашего «шанхая», откуда приехала пожарная машина, пешком не появлялось ни одного человека!

Что получается? Незнакомец был своим? Дворовым?

Я задумался. По два подъезда в трех двухэтажках, по две квартиры на этаже, двадцать четыре. В каждой квартире четко по три комнаты, но большинство живут по принципу «коммуналок» – несколько семей с общей кухней. С нами, кстати, тоже живет какая-то старушка с очень сложным именем. Я в детстве никогда не мог его запомнить.

Ираида Артемьевна – тут же подсказала мне услужливая память, помноженная на взрослое сознание.

Ну да, ну да…

Я стал вспоминать, кто и где живет.

Одновременно, будто на автомате, рассеянно наблюдал, как отец матери живописует в деталях хронологию пожара. Потом рассеянно ужинал со всей семьей, не реагируя на подлые Васькины пинки под столом. Лениво глазел в телик, продолжая в уме считать, вспоминать, расселять и переставлять людей. И уже в кровати, перед уходом ко сну, стал подводить итоги.

Значит, так.

В сумеречной зоне моей памяти осталось две квартиры и три комнаты в двух домах – напротив нашего и справа. Я не мог вспомнить или просто не знал, кто там живет. Лежбище подражателя птицы феникс могло быть только там.

Ну вот почему мне так надо отыскать этого огнеборца?

Я не мог ответить на этот вопрос. Хотя…

Нет, не мог. Возможно, потому, что уже… заснул.

Проснулся я другим человеком.

Шпиономания и подозрительность испарились напрочь. Детское восприятие не приемлет тревожности, и я полностью растворился в этой безмятежной ипостаси радости и предвкушения счастья. Взрослой моей составляющей велено было просто заткнуться.

Воскресное утро выдалось солнечным, по-летнему жарким и звонким, несмотря на конец сентября. Это означало одно – семья идет на ПЛЯЖ. Как и большинство обитателей нашего дворика.