Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лера пыталась вспомнить, как стояло зеркало утром, когда она привычно бросила в него прощальный взгляд перед уходом, но не могла. Не сдвинула ли она его раньше? И если бы сдвинула, обратила бы на это внимание? Мозг не фиксирует привычные вещи, те, что видит изо дня в день, а вот если что-то меняется, обычно подмечает. Но с утра она как всегда немного опаздывала, могла ли не заметить? Или же в ее отсутствие в квартиру кто-то заходил? Квартира считалась Лериной, но бабушка завещала ее обеим внучкам, и ключи на всякий пожарный у Анюты были. Надо бы позвонить ей, спросить, не заходила ли она, не трогала ли зеркало, но тогда придется говорить и о Леше, а Лере этого страшно не хотелось.
Решив, что зеркало сдвинула наверняка или она сама, или Анюта, потому что замок был в полном порядке, никто его не взламывал, Лера вернулась на кухню, но то и дело ловила себя на мысли, что прислушивается к тишине в квартире. Ведь даже если зеркало сдвинули и оно могло упасть на пол, то почему упало? Подставка цела.
Снова вышла в коридор с веником и совком, осмотрела зеркало со всех сторон. Целое, крепкое, несмотря на возраст. Осколки, упавшие на пол, выбросила, а остальное поставила обратно. В ближайший выходной придется дойти до мастерской и попросить вставить новое стекло. Без привычного ритуала утром она весь день будет чувствовать себя не в своей тарелке.
То ли из-за разбитого зеркала, то ли просто так сложились звезды, но вечер не удался. Чай оказался перезаварен (надо было все-таки воспользоваться пакетиком!), фильм — скучен. Лера не досмотрела даже до середины, с раздражением выключила телевизор, поставила чашку с недопитым чаем на стол, отстраненно отметив, что на нем наверняка останется некрасивое пятно, и отправилась в ванную. И там, наедине со своими мыслями, убаюканная монотонным шумом воды, разбивающейся о кожу, она снова почувствовала тревогу, от которой, казалось, после бокала вина в ресторане успела избавиться. Тревога вернулась стремительно, заставила ее вздрогнуть, будто кто-то невидимый коснулся ледяной ладонью обнаженной спины. Лера в привычном жесте повела плечами, обернулась, словно кто-то на самом деле мог стоять за ее спиной.
— Чертово зеркало и чертов труп, — вслух выругалась она.
Это наверняка они. Особенно труп. Пусть она не побежала блевать, как Слава Шумаков, и даже не скривилась брезгливо, как Леша и Воронов, но не могла не впечатлиться. Уже хотя бы тем, что кто-то мог сотворить подобное. Лера видела слишком много криминальных трупов, чтобы давно понять и принять мысль, что никто не застрахован от такой смерти. Ты можешь быть сколько угодно осторожной и вести правильный образ жизни, не пить, не курить, не шляться ночами по подворотням, не приводить домой малознакомых мужчин, но все равно попасться на глаза безумному маньяку или наркоману в ломке. И твоя жизнь оборвется внезапно, некрасиво, а кто-то другой будет рассматривать твое тело, устанавливать время смерти и вскрывать грудную клетку. По крайней мере, она думала, что цинично смирилась с подобными мыслями, но иногда они все-таки будоражили сознание.
Душ перестал приносить удовольствие, и Лера повернула кран. Повернула — и тогда наконец услышала то, что раньше скрывалось за звуком воды: шаги. Кто-то шлепал босыми ногами по плитке. Прежде чем успела подумать, что делает, Лера дернула занавеску. Ванная, к ее облегчению, оказалась пуста, но стоило опустить взгляд, как волосы натурально зашевелились. На полу возле раковины разлилась небольшая лужа, оттого что Лера неплотно задернула занавеску, и кто-то, очевидно, вступил в нее босыми ногами, а теперь шел к выходу, оставляя за собой мокрые следы. Следы появлялись прямо на глазах, заставляя Леру крепко сжимать пальцы, сминая шторку. Некто невидимый дошел до двери, и Лера ждала, что сейчас повернется ручка и дверь распахнется, но ничего не произошло. И от этого стало еще страшнее. Значит, оно не вышло, а осталось в ванной. Правда, следов больше не появлялось. Стоит на месте или исчезло?
Заорать бы что есть мочи, выскочить из квартиры и заколотить в дверь к соседям, но вместо этого Лера медленно и осторожно, боясь расплескать собственный страх, вылезла из ванной, завернулась в большое теплое полотенце и бочком, бочком, стараясь не наступать на мокрые следы, вышла из ванной.
Так, нужно рассуждать логически. Что бы это ни было, вреда оно ей не причинило. И, кажется, не собиралось. Домовой? Призрак? Или просто игра воображения? Когда она в последний раз нормально отдыхала? Высыпалась? Так, чтобы лечь, ни о чем не думая, и проспать часов десять-двенадцать? А работа сложная, требующая внимательности, напряженная. И наследственность не самая хорошая, если вспомнить бабулю, которая к старости откровенно тронулась умом, завешивала окна и розетки плотной тканью, на порог соль сыпала, только что шапочку из фольги не надевала.
Рассуждая таким образом, Лера добралась до кухни, не удержавшись и бросив взгляд на разбитое зеркало. Зажгла все лампочки, даже на вытяжке, вытащила из шкафа бутылку коньяка и стакан, плеснула на дно. Руки заметно дрожали, но страх внутри немного притупился под натиском трезвых мыслей. Подняла стакан, но пить передумала. Среди соседей есть один, кому можно рассказать об увиденном. Кто не покрутит пальцем у виска и не посоветует записаться на прием к психиатру. И поговорить с ним захотелось нестерпимо, до покалывания в кончиках пальцев.
Лера быстро переоделась, натягивая футболку на еще влажное тело, подхватила бутылку, два стакана, вышла в общий коридор и постучала в дверь напротив. Только когда в соседней квартире послышались шаги, она вспомнила, что даже не посмотрела на часы. Никита не был любителем лечь спать в десять вечера, но и ломиться к нему за полночь было бы не лучшей идеей. Повезло: он еще не спал и, судя по внешнему виду, даже не собирался: на нем был удобный домашний костюм и очки в черной оправе, которые он надевал дома только когда читал или работал за компьютером, темные волосы аккуратно приглажены, значит, еще не ложился.
— Не спишь? — дежурно поинтересовалась Лера. — А я в гости.
— Что-то случилось или тебе просто не с кем выпить? — поинтересовался он, впуская ее в квартиру и недвусмысленно глядя на бутылку коньяка.
— Выпить я вполне могу и сама, — передернула плечами Лера.
— Значит, случилось, — констатировал Никита, запирая дверь.
Лера без приглашения прошла на кухню, поставила бутылку и стаканы на обеденный стол и плюхнулась на стул рядом. Никите не пришлось спрашивать повторно, она все рассказала сама. Он за время ее рассказа успел вытащить из холодильника открытую бутылку белого вина, мотивировав тем, что с утра у него лекции, так что пить коньяк не лучшая затея, нарезать сыр и свежий хлеб. Лере было все равно, что пить. Уже сам подробный и обстоятельный рассказ заставил ее успокоиться, и теперь она радовалась, что смогла сдержать себя от первоначального плана «заорать и выбежать из ванной». Глупо смотрелась бы, очень глупо.
— Так что вот, — она залпом допила вино и развела руками, — у меня, кажется, завелся барабашка.
Никита ничего не ответил, даже не посмотрел на нее. О чем-то думал, крутя длинными пальцами тонкую ножку бокала. Он, в отличие от нее, вино только пригубил. С таким же успехом они могли бы пить и коньяк, его лекции не пострадали бы.