– Ну, за город! Он, кстати, какой у нас? В смысле – крупный?

– Крупный, – ответил Андрей Борисыч, глотая мягко обжигающую жидкость. – Почти миллионник. А что?

– Ничего, ничего. Это хорошо, что крупный. Ты, Андрюша, не волнуйся. Расслабься и слушай план культурных преобразований. Итак. Во-первых, мы обложим допналогом весь бизнес и всю твою чиновную сволочь. Будут у меня с каждого отката отстегивать на совриск.

– На что?

– На современное искусство, солнышко. Подгонишь мне завтра реестр крупнейших налогоплательщиков, а также чиновников до глав районов включительно. Я посмотрю и сам решу, с кого сколько.

– Ты с ума сошел? Что за рэкет?

– Андрюша, не волнуйся. Все будет цивилизованно. Объяснишь им с присущей тебе четкостью: надо оставить наследие тем, кто придет после нас. Поэтому будем покупать произведения совриска и жертвовать их в музей. Что именно надо приобретать, разъяснит эксперт Синькин, Кондрат Евсеич. И еще добавишь потише: люди вы вольные, живите как хотите, но если кто не купит чего сказано, то Кондрат Евсеич собственными руками пошьет на него компромат.

– Да у нас и так все про всех знают, – пожал плечами Детка. – Компромата уже лет семь никто не боится.

– Ну, это смотря какой компромат, кто шил и куда слили. А всего про всех никогда не знаешь, пока сочинять не начнешь. Это, брат, как стихи писать.

Тут Синькин придвинул кресло поближе к столу и сказал, понизив голос:

– Ты, главное, верь мне, Андрюша. Верь, понимаешь? Я ради дела самому Сатане имидж попорчу.

Андрей Борисыч заглянул в ясные глаза галериста и неожиданно – вопреки всему своему воспитанию, образованию и служебному опыту – почувствовал к нему что-то вроде доверия. Возможно, сыграла роль и добрая коньячная теплота, очень вовремя подступившая к губернаторскому животу. Во всяком случае, нечто новое, робко-приятное обозначилось в воздухе – наверное, это была надежда. Детка потянул вниз узел галстука, откинулся на спинку кресла и принялся слушать московского заклинателя, чуть покачиваясь на мягких пружинах в такт его словам.

– Мы откроем творческий центр совриска, – вещал тем временем культуртехнолог. – Сначала в готовом здании. Приспособим что-нибудь поэкзотичней – бывший дворец труда какой-нибудь, я посмотрю, что у тебя тут есть.

– Океанариум есть, – услышал Детка собственный голос.

– Отлично, берем! И представь себе: каждый месяц в океанариуме открывается новая выставка достижений культурного хозяйства. Их будут обозревать все новостные каналы. Все! Офлайновые и онлайновые, официальные и оппозиционные, правые и левые, местные и столичные. Потому что мы будем выдавать крупные информационные поводы. Непрерывно. Упорно. Разнообразно. Большинство журналистов, разумеется, будут брызгать слюной, шипеть, хрюкать и лаять на слона. Но смолчать, Андрюша, не сможет никто. Концепция первой выставки у меня уже есть.

Синькин извлек из недр своего мундира голубую папочку с логотипом в виде белого медведя и помахал ею в воздухе:

– Вот. Здесь всё. Имена художников, инсталляции, перформансы, ассортимент буфета, скандалы, примерный прайс. Тут новый имидж города и края! А может быть, и всей России!

Завороженный губернатор протянул было руку к папке, но куратор ловко упрятал драгоценность обратно под куртку и шутливо погрозил пальцем:

– Ишь чего захотел! Еще начитаешься, когда договорчик подпишем. А пока слушай, что будет дальше. Дальше пойдут летние фестивали под открытым небом. «Культуриада»! Мы пригласим лучшие художественные силы со всего мира. Понаедут туристы. И как не понаехать! Три недели чистейшей радости на свежем воздухе. Выставки, кино, концерты, мастер-классы с холодным пивом на лужайке, актуальное творчество масс… Ты следишь?

– Ага… – слабо кивнул губернатор.

По правде говоря, он уже не следил. С Андреем Борисычем стало происходить что-то неладное: его мозг чем дальше, тем меньше улавливал значения слов. Звуки превратились в мыльные пузыри, которые медленно, но верно заполняли кабинет. Их становилось все больше, они росли, пухли, сливались друг с другом и тяжело покачивались в воздухе, поигрывая всеми цветами радуги. И тут внезапно количество перешло в качество путем скачка. Пузыри лопнули все одновременно, обдав начальника губернии бриллиантовыми брызгами, и в тот же миг висевшие на стенах абстрактные картины вздрогнули и выпрыгнули из своих рам. Вихри красок закружились волчком и стали складываться в высокобюджетное трехмерное видео.

Губернатор увидел, что на поляне рядом с Домом художника выросли разноцветные шатры, по форме напоминающие чумы коренных народов Прыжовского края. Впрочем, доносившиеся из шатров лихие песни и маячившая поодаль кибитка наводили на мысль, что никакие это не коренные народы, а залетный цыганский табор.

Из самого большого шатра вышел Кондрат Синькин, одетый в ритуальный халат с лисьими хвостами. Он ударил в бубен и хрипло запел:

Бубен забрякал всеми бубенчиками, и губернатор, вздрогнув, очнулся. Наваждение пропало, и он снова услышал голос куратора:

– А теперь слушай главное. Зачем мы все это делаем? А вот зачем: мы будем копить деньги в фонд. Долго копить. Все твои губернаторские сроки. И первый, и второй, и третий. А когда соберем миллиард – выстроим в центре Прыжовска волшебный Дворец искусств. Ты следишь?

– Слежу… – чуть слышно откликнулся Детка и снова закрыл глаза.

Наваждение послушно вернулось: он увидел ту же поляну, но только шатров на ней уже не было. Прыжовский Дом художника проплыл перед его глазами и вдруг стал медленно и жутко оседать, как небоскребы 11 сентября. Все заволокли клубы белой пыли – и тут же, без проволочек, совершилось чудо. Прямо из дымящихся развалин начал расти причудливый рогатый чум – и Андрей Борисыч сразу понял, что это и есть волшебный Дворец искусств.

– Это здание войдет во все учебники архитектуры, – парил за кадром голос Синькина. – Его будут сравнивать с ананасом, рыцарским шлемом, распускающейся розой, фонтаном, но лишь мы с тобой, Андрюша, будем знать, что это дивное сооружение на самом деле – межконтинентальная ракета. И в тот день, когда окончательно завершится твое пребывание на посту губернатора, ты выйдешь на балкон дворца…

Андрей Борисыч увидел самого себя в белом костюме с красной гвоздикой в петлице. Он стоял на балконе, приятно улыбаясь, и утирал слезы.

– …взмахнешь платком…

Губернатор подобрал последнюю слезинку и взмахнул белоснежным платком, прощаясь с собравшимися на площади Искусств избирателями. Толпа зашумела – или это загудели мощные двигатели?

– …и взревут моторы, изрыгнется пламя, и ракета унесет нас – то есть тебя, меня и деньги из фонда… А куда она нас унесет-то?