В чисто военном отношении этот опыт оказался эффективным, даже если обнаружил свою ограниченность в политическом плане. Действительно, в начале IV в. одному из соимператоров, Константину, удалось устранить всех коллег и восстановить единый принципат. Однако эта реставрация продержалась всего полвека, когда потребности обороны вынудили снова разделить империю. В течение последнего века существования Рима чаще всего было два императора, один из которых возглавлял Запад, а другой — Восток. Эти два правителя нередко оказывались родственниками, как братья Валентиниан I и Валент, совместно правившие Империей с 364 по 375 г. Таким образом, официально этот чисто административный раздел территории не ставил под сомнение единство римского мира.

Другим аспектом возрождения был рост числа чиновников, которым полагалось следить за винтиками имперской государственной машины, порядком заедавшей с 235 по 284 г. С конца III в. численность центральной бюрократии стала неимоверной. Множились и региональные должности, способствуя перекройке карты провинций. Кроме того, сформировалась и новая корпорация — из государственных служащих, уполномоченных контролировать чиновников повсюду, где бы они ни находились. Эти agentes in rebus [букв. агенты по делам] представляли собой нечто вроде политических комиссаров и должны были предотвращать волнения или подрывать позиции узурпаторов. Хоть они и были очень непопулярны, но позволили Поздней империи сохранить целостность.

Этим многочисленным чиновникам также поручалось проводить в жизнь более суровые законы. В самом деле, чтобы взять под контроль общество, приобретшее склонность к насилию, римские законодатели отдали приоритет репрессиям: к смертной казни, регулярно применявшейся, добавился целый ряд позорящих или унизительных наказаний, с очень выраженной склонностью к нанесению увечий. Не станем искать истоки этой узаконенной жестокости, с которым было знакомо любое древнее общество и которое особенно культивировал Рим, у варваров. Поскольку надо было выйти из демографического кризиса, законодатели IV в. стали вмешиваться и в семейные дела: с тех пор судья пытался преследовать прелюбодеев, не допускать похищений, надзирать за процедурой помолвки… Стабилизация супружеских пар казалась лучшим способом подъема рождаемости. Так что не будем обвинять христиан, будто у истоков этого ужесточения сексуальной морали стояли они.

Однако для найма варваров ради обороны от внешних врагов и содержания на службе чиновников для защиты от внутренних врагов требовались деньги, колоссальные, каких обычные ресурсы империи выплачивать не позволяли. Поэтому, чтобы выйти из финансового кризиса, император Диоклетиан (284–305) решил провести глубокую реформу фискальной системы. Не повышая сумм обложения, он начал борьбу с уклонениями от уплаты налогов и попытался сократить стоимость их сбора. В рамках нового режима каждый свободный человек в империи отныне должен был платить два налога — подушный (capitatio) и поземельный (jugatio). Оказалось, что этот поземельный сбор довольно просто взимать с крупных собственников, но куда затруднительней — с мелких, которые постоянно избегали выполнения своего долга, скрываясь от сборщиков. Поэтому государство решило запретить мелким крестьянам покидать свое хозяйство. Кроме того, из соображений экономии император велел, чтобы деньги с мелких крестьян окрестных земель собирали и перечисляли государству богатые землевладельцы. Если нотабль отвечал своим добром за общую сумму, причитающуюся с крестьян, можно было не сомневаться, что он будет неумолим при ее взыскании.

В среднесрочной перспективе фискальная реформа Диоклетиана имела неожиданные последствия. Действительно, юридически мелкий крестьянин оставался свободным человеком. Но в повседневной жизни налоговая кабала обрекала его на социальную, а потом на социально-экономическую зависимость от магната. Так формировался класс полузависимых земледельцев, «колонов», появление которых ознаменовало глубокий раскол в западном обществе.

Тем не менее повышенные подати, каких потребовали от хрупкой экономики, повлекли за собой различные последствия. Они либо приводили к уклонению от налогов или к восстаниям (действительно, восстания багаудов никогда не были столь многочисленными, как в IV или V вв.), либо вынуждали производителей находить пути повышения рентабельности. В самом деле, крупные собственники под нажимом сборщиков налогов постепенно поняли, что в условиях олигантропии экстенсивное хозяйствование, основанное на массовом рабстве, неминуемо ведет к разорению. Рабство, с которым было связано слишком много традиций и интересов, правда, не отменили, но все больше рабов «сажали на землю», то есть давали им клочок земли, чтобы они его интенсивно возделывали. Большая часть продуктов от этих хозяйств, естественно, причиталась собственнику, но, чтобы побудить посаженного на землю раба хорошо работать, хозяин обещал оставлять ему часть прибыли. За счет доходов с этого пекулия, владение которым ему гарантировалось, тот имел возможность выкупить себя.

Улучшение судьбы рабов стало несчастьем для мелких свободных крестьян. Действительно, при новой системе было трудно провести различие между посаженным на землю рабом, выплачивающим хозяину «арендную плату», и свободным крестьянином, выплачивающим все налоги крупному собственнику. Путаницы здесь становилось все больше, а термин «колон» отнюдь не способствовал прояснению личного положения. Так возникла новая социально-экономическая система, где землю dominus (господина и собственника) возделывали зависимые держатели с разным статусом (свободные, полусвободные и рабы). Эта модель эксплуатации, которую обычно называли виллой, во времена Брунгильды стала преобладающей; в свое время ее прямой наследницей станет феодальная сеньория.

Ужесточение имперской фискальной системы оказало разлагающее воздействие и на города. Курии с давних пор управляли местными институтами бесплатно. Императору бывало достаточно время от времени давать какому-нибудь нотаблю почетное звание, чтобы все хорошее общество воспламенялось духом соперничества: куриалы были готовы не жалеть времени и денег в обмен на почести и карьерные перспективы. Но с конца III в. имущество этих нотаблей, уже и так сократившееся из-за экономического кризиса, поставила под дополнительную угрозу новая налоговая система. В самом деле, император потребовал от куриалов служить сборщиками налогов, гарантировать собственным имуществом взимание всей суммы некоторых местных податей, бесплатно чинить дороги и мосты… Провинциальные нотабли начали уклоняться от этого. Должности, прежде считавшиеся почетными (honores), теперь воспринимались как бремя (munera). Курии незаметно начали пустеть. Император попытался помешать происходящему, запретив богачам оставлять свои должности, но это распоряжение лишь усугубило непопулярность института. Римское государство не сумело остановить дезертирство из муниципальных советов и было вынуждено прибегнуть к помощи чиновников, чтобы обеспечить управление на местах. С IV в. настоящим главой города почти везде был государственный служащий, назначенный императором. Форма его наименования и его титул многократно варьировались, пока к 470 г. не утвердилось название «граф города». Должность такого графа-чиновника по-прежнему сохранялась в меровингские времена.

При всех потрясениях, которые вызвала в обществе требовательная налоговая служба поздней империи, она позволила Римскому государству вновь получить значительные ресурсы. Император Константин использовал часть этих финансовых средств для перечеканки монеты, ослабленной на протяжении века девальваций. Прежние монеты заменили новой — солидом. Это золотое «су» весом 4,5 г внушало доверие и позволило оживить средиземноморскую торговлю. На Западе его использовали как базовую единицу в торговых расчетах по самый VIII в. А под греческим названием номисма константиновская монета оставалась главной монетой Византии по XI в.