Хиггинс (поспешно кладет шляпу на рояль). О, благодарю за предупреждение! Так что же вы мне хотели сказать?

Пикеринг. Я не мешаю?

Миссис Пирс. Ничуть, сэр. Мистер Хиггинс, в присутствии этой девушки я просила бы вас быть очень осмотрительным в выборе выражений.

Хиггинс (строго). Конечно. Я всегда очень осмотрителен в выборе выражений. Почему вы мне это говорите?

Миссис Пирс (твердо). Нет, сэр, когда вы чего-нибудь не можете найти, или когда вам изменяет терпение, вы вовсе не осмотрительны. Для меня это не имеет значения: я привыкла. Но в присутствии этой девушки, пожалуйста, постарайтесь не ругаться.

Хиггинс (возмущенно). Я — ругаться? (С большим пафосом.) Я никогда не ругаюсь. Я презираю эту манеру. Что, черт возьми, вы хотите сказать?

Миссис Пирс (внушительно). Вот это самое я и хочу сказать, сэр. Вы произносите слишком много бранных слов. Ну, пусть бы еще только «к черту», и «на черта», и «какого черта»…

Хиггинс. Миссис Пирс! Подобные выражения — в ваших устах! Опомнитесь!

Миссис Пирс (не давая себя сбить с позиции). …но есть одно слово, которое я настоятельно просила бы вас не употреблять. Девушка сама только что употребила это слово, прищемив себе палец дверью в ванной комнате. Оно начинается на ту же букву, что и дверь. Ей это простительно, она с пеленок привыкла к такому языку. Но от вас она не должна слышать ничего подобного.

Хиггинс (высокомерно). Простите, миссис Пирс, я не помню, чтобы я когда-нибудь произносил это слово.

Миссис Пирс смотрит на него в упор. Он добавляет, пряча нечистую совесть под маской судейского беспристрастия.

Разве только в редкие минуты крайнего и справедливого раздражения.

Миссис Пирс. Только сегодня утром, сэр, вы назвали этим словом свое новое пальто, затем молоко и толокно.

Хиггинс. Ах да! Но ведь это было просто ради ассонанса — вполне естественно для поэта…

Миссис Пирс. Весьма возможно, сэр, но, как бы это ни называлось, я предпочла бы, чтоб вы не повторяли этого при девушке.

Хиггинс. Ну, хорошо, хорошо, не буду. Это все?

Миссис Пирс. Нет, сэр. Нам еще придется быть очень щепетильными с этой девушкой в вопросах личной опрятности.

Хиггинс. Безусловно. Вы совершенно правы. Это очень важно.

Миссис Пирс. То есть мы должны приучить ее к тому, что она всегда должна быть аккуратно одета и не должна разбрасывать повсюду свои вещи.

Хиггинс (подходя к ней, озабоченно). Вот именно. Я как раз хотел специально обратить на это ваше внимание. (Повернувшись к Пикерингу, которому весь этот разговор доставляет огромное удовольствие.) Должен вам сказать, Пикеринг, что все эти мелочи чрезвычайно существенны. Берегите пенсы, а уж фунты сами себя сберегут, — эта пословица так же справедлива для формирования личности, как и для накопления капитала. (Он теперь добрался до коврика перед камином и утвердился там в позе человека, занимающего неприступную позицию.)

Миссис Пирс. Да, сэр. Так что я уж буду просить вас не выходить к завтраку в халате или хотя бы по возможности реже пользоваться им в качестве салфетки. А если бы вы еще согласились не есть все кушанья с одной тарелки и помнить о том, что кастрюльку с овсяной кашей не следует ставить прямо на чистую скатерть, для девушки это был бы очень поучительный пример. Помните, еще на прошлой неделе вы едва не подавились рыбьей косточкой, очутившейся в вашем варенье.

Хиггинс (снявшись с якоря и взяв курс снова к роялю). Может быть, это иногда и бывает со мной по рассеянности, но во всяком случае очень редко. (Сердито.) Кстати, мой халат отчаянно воняет бензином.

Миссис Пирс. У бензина вообще очень сильный запах, мистер Хиггинс. Но если вы будете вытирать руки…

Хиггинс (рычит). Хорошо, хорошо! Теперь я буду вытирать их о свои волосы.

Миссис Пирс. Надеюсь, вы на меня не сердитесь, мистер Хиггинс?

Хиггинс (смущенный тем, что его заподозрили в способности питать недобрые чувства). Нет, нет, ничуть. Вы абсолютно правы, миссис Пирс; я буду очень осторожен в присутствии девушки. Это все?

Миссис Пирс. Нет еще, сэр. Вы разрешите мне взять пока один из японских халатов, которые вы привезли из-за границы? Я положительно не решаюсь снова надеть на нее это платье.

Хиггинс. Конечно. Берите все, что хотите. Ну, теперь все?

Миссис Пирс. Благодарю вас, сэр. Теперь все. (Выходит.)

Хиггинс. Удивительно, Пикеринг, до чего у этой женщины превратное обо мне представление. Я вообще человек очень робкий и тихий. Я как-то все не могу почувствовать себя по-настоящему взрослым и внушительным. И тем не менее она совершенно убеждена в том, что я тиран и самодур. Не знаю, чем это объяснить.

Миссис Пирс возвращается.

Миссис Пирс. Вот видите, сэр, уже начинается. Там пришел какой-то мусорщик и спрашивает вас. Его зовут Альфред Дулиттл, и он говорит, что у вас тут находится его дочь.

Пикеринг (вставая). Фью! Интересно! (Возвращается к камину.)

Хиггинс (живо). Давайте этого шантажиста сюда.

Миссис Пирс выходит.

Пикеринг. Он, может быть, вовсе и не шантажист, Хиггинс?

Хиггинс. Ерунда. Самый настоящий шантажист.

Пикеринг. Как бы то ни было, боюсь — он вам доставит неприятности.

Хиггинс (с уверенностью). Ну нет, не думаю. Если уж на то пошло, так скорей я ему доставлю неприятности. И, может быть, мы тут услышим что-нибудь интересное.

Пикеринг. Вы имеете в виду девушку?

Хиггинс. Да нет же. Я имею в виду его речь.

Пикеринг. О!

Миссис Пирс (в дверях). Дулиттл, сэр. (Пропускает в комнату Дулиттла и уходит).

Альфред Дулиттл — пожилой, но еще очень крепкий мужчина в рабочей одежде мусорщика и в шляпе, поля которой спереди срезаны, а сзади накрывают шею и плечи. Черты лица энергичные и характерные: чувствуется человек, которому одинаково незнакомы страх и совесть. У него чрезвычайно выразительный голос — следствие привычки давать полную волю чувствам. В данный момент он всем своим видом изображает оскорбленную честь и твердую решимость.

Дулиттл (в дверях, стараясь определить, кто из двоих — тот, который ему нужен). Профессор Хиггинс?

Хиггинс. Это я. Доброе утро. Садитесь.