Мужчины при дворе не были ни картонными фигурами, призванными выполнять лишь роль декораций, ни узкими специалистами, ослепленными своей сферой деятельности. Придворный должен был обладать умом — и остроумием, — но, кроме того, ему следовало быть спортсменом, поэтом, солдатом, лингвистом, искусным танцором и уметь играть на струнном инструменте. Королева не была ни солдатом, ни тем более поэтом, но она с избытком обладала всеми остальными качествами. Елизавета была необыкновенно способна к языкам и сообщила французскому послу, что к моменту своего восшествия на престол говорила на шести языках лучше, чем на родном. Когда посол заметил, что это большое достоинство для принцессы, она ответила, что «нет ничего удивительного в том, чтобы научить женщину говорить, гораздо труднее научить ее держать язык за зубами». Возможно, именно по этой причине не поощрялось, чтобы жены придворных жили при дворе. Однако присутствие нескольких женщин, чтобы прислуживать королеве, было необходимо. Они были образцом женского совершенства — совершенства, которому стремились подражать все женщины в стране. Камеристки королевы были начитанны, знали как современные языки, так и греческий, и латынь. Каждая из них владела рецептами нескольких изысканных блюд собственного изобретения, была равно искусна в готовке и знании основ врачебного дела. Молодые и здоровые, так же, как и мужчины, они увлекались спортом и все должны были уметь сносно шить, вышивать и музицировать. Молодые женщины, в частности, «когда не прислуживали королеве, играли на лютнях, лирах и пели по нотам».

А королева, зная о пристрастии Сатаны к лентяям, постоянно находила занятия для своих слуг и камеристок. Она не выносила никакого вздора. Вот как об этом говорилось в одной из баллад, написанных, чтобы оплакать ее смерть:

Ее подданные гордились своей королевой. Она понимала их, а они понимали ее, хотя и не переставали восхищаться и удивляться, что женщина — пусть и полубогиня — смогла сделать то, что удалось ей. Ее слова и поступки расходились лучами от золотого круга ее двора, где она была солнцем, освещая и обогревая всю страну.

Хотя Лондон был самым большим городом, в Англии существовали и другие важные центры, и Елизавета посещала их все, несмотря на ужасные дороги. Йорк, столица севера; Норидж, центр торговли шерстью; Бристоль — центр как внутренней, так и международной торговли. В каждом из них проживало около 20 тысяч человек, тогда как в более мелких провинциальных городах было не более 5 тысяч населения. Рано или поздно мода, нравы и привычки двора «лично» или другими способами достигали этих центров, где их перенимали, им подражали и откуда они распространялись дальше, оказывая влияние на повседневную домашнюю жизнь среднего англичанина того времени.

И здесь перед нами возникает одна проблема. Нам довольно много известно о королеве и о великих людях того времени, что же касается остальных — менее великих и известных — сведений совсем немного. Какими они были, подданные Елизаветы, простые люди той эпохи? Они не ели мясо павлина. Не строили огромных домов из кирпича или импортного камня. Они не были придворными, как непредсказуемый Лейстер, адмиралами, как Дрейк, финансовыми гениями, как Грешем, политиками, как Сесил, драматургами, как Шекспир, поэтами, как Спенсер, учеными, как Бэкон, музыкантами, как Джон Булл, или портретистами, как Николас Хил-лиард. Они действительно жили в тот же золотой век, что и прославившие его величайшие умы и мошенники. Но было ли это время золотым и для них?

К сожалению, о том времени нам известно меньше, чем о жизни людей в последующие века. Мы не знаем, что думали те люди и кем они были. Елизаветинцы почти не вели дневников. Некоторые из них оставили после себя лишь бухгалтерские записи, откуда мы можем узнать цены на апельсины и сельдь, детские туфли и о том, что бобровая шапка персикового цвета, украшенная серебряной тесьмой, стоила 2 фунта стерлингов, но они не оставили заметок о себе и о своей повседневной жизни.

Личных штрихов осталось совсем немного — даже в редких дневниках того времени. Возможно, они вели слишком активную жизнь, чтобы делать записи о каких-то деталях, как это делал Сэм Пипс[26] в следующем столетии, — хотя и он тоже был занятым человеком. Что касается писем, то, кажется, в то время не было никого сравнимого с Маргарет Пастон, писавшей мужу за сто лет до правления Елизаветы: «Прошу тебя от всего сердца выслать мне как можно скорее горшочек патоки». Письма сэра Генри Уоттона[27] были скучными, напыщенными и холодными, ничуть не похожими на век, в который были написаны. Френсис Бэкон был великолепен в общении, но чересчур официален — только государственные дела и никаких слухов, и в письмах Джона Донна[108] нет и следа настоящего, героя его стихов и метафизических речей.

Однако обыденная жизнь людей той эпохи, несомненно, испытывала на себе влияние необыкновенного духа времени — хотя и небывалое становится привычным, если вы достаточно долго с этим живете, — а Елизавета правила почти полстолетия. Так что мелкие сквайры, зажиточный средний класс и сельские жители, пусть и с опозданием, должны были следовать примеру, который подавал странствующий двор.

Тем не менее подданные Елизаветы молчат как о мелочах, так и важном. Мы не знаем, что чувствовали или говорили обычные мужчины и женщины той эпохи. Так что они совершенно ускользают от нас, как и их королева. И неважно, как много мы о ней знаем, — она все равно остается загадкой. У нас слишком мало записей ее современников, чтобы раскрыть или скрыть их мысли. Они не оставили никаких замечаний о жизни, смерти, мокрых ботинках или настроении повара.

Все, что мы можем сделать, если захотим узнать о них побольше, — это попытаться разглядеть их в тех вещах, что их окружали, в домах, мебели, украшениях и утвари, которой они пользовались. Так египтологи восстанавливали историю египетской цивилизации по найденным в гробницах артефактам.

Мы можем лучше понять елизаветинцев по той еде, которую они ели, по играм, в которые играли, болезням, от которых страдали, по всему, что им нравилось или не нравилось. Эта книга как раз о таких вещах. Она о мелких деталях и подробностях домашней жизни. И Елизавета I, благодаря своей любви к подданным и их обожанию, играла большую роль в повседневной жизни людей того времени.