Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Готовы? — спросил Тернер.
— Да, — ответил Питер.
Яркий свет внезапно озарил экран, который Тернер установил перед ними. Появились печатные слова, сначала расплывчатые, потом, когда Тернер сфокусировал объектив, более четкие. Прежде чем они успели что-либо разобрать, слова исчезли, и в уголке экрана появился маленький паровоз, который, пыхтя дымом, двигался вперед, становясь с каждой секундой все больше и больше.
Он мчался прямо на них. Казалось, еще немного — и локомотив ворвется в комнату.
Эстер вскрикнула и уткнулась лицом в плечо Питера, схватив его за руку. Питер в ответ крепко сжал ее ладонь. В горле у него пересохло, он лишился дара речи, и на побледневшем лице выступил пот.
— Он уехал? — спросила Эстер, не поднимая лицо с его плеча.
— Уехал, — ответил Питер, удивляясь, что еще может говорить.
Тут же они перенеслись на пляж. Симпатичные девушки, улыбаясь, стояли вокруг них, собираясь купаться; затем они оказались на барже, направляющейся в нью-йоркскую гавань, и знакомые здания казались настолько реальными, что так и хотелось потрогать их рукой, но не успели они это сделать, как оказались на скачках — мчались лошади, толпа бесновалась, одна из лошадей вырвалась вперед и пересекла финиш. Тут все закончилось. Яркий свет, заливавший экран, резал им глаза. Питер с удивлением заметил, что все еще держит руку Эстер. Он услышал, как Тернер спросил:
— Ну как вам понравилось?
Питер встал, моргая.
— Если бы я не видел это собственными глазами, то никогда бы не поверил, — проговорил он, протирая глаза руками.
Тернер рассмеялся.
— Все сначала так говорят.
Он повернулся, чтобы включить свет.
И тут Кесслер увидел толпу. Люди стояли на улице, прижав лица к стеклу, в их глазах светились восторг и удивление.
Питер повернулся к Эстер.
— Ну что ты думаешь?
— Я не знаю, что и думать, — ответила она. — Никогда такого не видела раньше.
Дверь открылась, и люди повалили в зал. Среди них было немало знакомых Питера. Все они говорили одновременно.
— Что это такое? — услышал он чей-то вопрос.
— Движущиеся картинки из Нью-Йорка, — ответил Тернер.
— Вы будете их здесь показывать?
— Я не знаю, — ответил Тернер. — Это зависит от мистера Кесслера.
Толпа посмотрела на Питера.
Несколько секунд Питер стоял молча — он все еще не мог прийти в себя после увиденного. Потом внезапно, словно со стороны, он услышал свой голос:
— Конечно, конечно, мы будем их показывать. Откроемся в субботу вечером.
Эстер ухватила его за рукав.
— Ты что, с ума сошел? — спросила она. — Суббота — ведь это послезавтра.
Он шепнул ей на ухо:
— С ума сошел? Я? Да ведь все они готовы заплатить деньги, чтобы увидеть движущиеся картинки!
Она ничего не ответила.
Питер вдруг почувствовал себя важной особой, и сердце его учащенно забилось. Он откроется в субботу вечером, ведь Эстер не сказала «нет».
Не прошло и шести недель, как Джонни вернулся обратно в Рочестер. С чемоданом в руке он подошел к дому Питера и встал как вкопанный. Скобяная лавка была на месте, но игорного зала не было и в помине. Старая вывеска была снята, а новая гласила:
НИКЕЛЬОДЕОН КЕССЛЕРА
Стояло раннее утро, и улица была еще пустынна. Джонни постоял, разглядывая вывеску, затем, перехватив чемодан из одной руки в другую, направился к лавке Питера. На секунду он остановился в дверях, пока его глаза не привыкли к темноте. Питер первым увидел его и ринулся навстречу, протягивая руку.
— Джонни!
Джонни опустил чемодан и пожал руку Питера.
— Ты вернулся! — возбужденно произнес Питер. — Я ведь говорил Эстер, что ты вернешься! Я ведь говорил ей! Она сказала, что, может, ты не захочешь, но я сказал: мы пошлем ему телеграмму и все узнаем.
Джонни улыбнулся.
— Я так и не понял, что вы хотели от меня? Особенно после того, как я смылся, но…
Питер не дал ему закончить.
— Никаких «но»! Забудем, что произошло. Дело прошлое.
Он обернулся и увидел Дорис.
— Беги наверх, скажи маме, что Джонни здесь. — Питер взял Джонни за руку и повел его в лавку.
— Я чувствовал, что ты вернешься. Это ведь была твоя идея, так что ты имеешь право на свою долю. — Его взгляд упал на Дорис. Она все еще стояла на прежнем месте, глядя на Джонни. — Я кому сказал идти наверх и предупредить маму? — воскликнул Питер.
— Я всего лишь хотела поздороваться с дядей Джонни, — ответила она жалобно.
— Ладно! Иди поздоровайся и беги наверх к маме.
Дорис торжественно подошла к Джонни и протянула ему руку.
— Здравствуй, дядя Джонни.
Джонни расхохотался, подхватил ее и прижал к груди.
— Привет, милашка! Я так скучал по тебе.
Она вспыхнула и вырвалась из его объятий.
— Пойду скажу маме, — выпалила она и помчалась вверх по ступенькам.
Джонни обернулся к Питеру.
— Ну, рассказывайте, что случилось?
— На следующий день после того, как ты уехал, появился Джо Тернер, и я загорелся этим делом прежде, чем успел толком что-либо сообразить. — Питер улыбнулся. — Я и не думал, что это дело такое прибыльное. Одному мне не справиться. Эстер работает на кассе. Но я за день в лавке очень устаю, меня уже не хватает на то, чтобы вечером крутить кино. Итак, мы решили просить, чтоб ты вернулся. Как я и указал в телеграмме, тебе полагается сто долларов в неделю плюс десять процентов от всех доходов.
— Ну что ж, неплохо, — сказал Джонни. — Я повсюду видел такие «Никельодеоны», и похоже, что дела у них идут прекрасно.
Потом они пошли в «Никельодеон». Джонни одобрительно осмотрелся кругом. Игральных автоматов уже не было, вместо них стояли скамейки; только механическая гадалка, предсказывающая будущее, все еще стояла в углу около двери.
Джонни подошел к автомату и постучал по стеклу.
— Похоже, ты была права, старуха.
— Что ты сказал? — недоумевающе спросил Питер.
— В тот вечер, когда я уезжал, эта старуха предсказала мне судьбу: она утверждала, что я вернусь. Тогда мне казалось, что старуха просто рехнулась, но, оказывается, она знала, что говорила.
Питер посмотрел на него.
— У нас есть одна пословица. В переводе с идиш она гласит: «Чему быть, того не миновать».
Прежде чем ответить, Джонни снова оглядел все вокруг.