с помощью интриг генерала фон Шлейхера и Франца фон Папена удалось сместить правительство Брюнинга, последний выдвинул Гёрделера в качестве своего преемника, считая его человеком более всего способным преградить путь нацистам. Гинденбург выбрал Папена.

Несмотря на то что в 1933 году Гёрделер отказался от призыва Альфреда Гутенберга войти в состав коалиционного правонацистского правительства, которое привело к власти Гитлера, он продолжал служить комиссаром по ценам и при Гитлере с 1933 по 1936 год. Друзья одобряли решение Гёрделера продолжать службу в этом ведомстве, потому что так он мог бороться с политикой Гитлера с более выигрышной позиции. Говорят, что он старался помешать планам Гитлера по перевооружению, настаивая на публикации государственного бюджета, чтобы показать рост государственного долга, который в противном случае нацистам удалось бы скрыть. Гёрделер вступил в яростную схватку с Ялмаром Шахтом, обвинив его в том, что он способствует осуществлению нацистских планов по подчинению всего мира. Вполне возможно, что низкое мнение Гёрделера о Шахте, который по-настоящему никогда не был предан никакой цели и никакому человеку, стало причиной того, что Шахт не был допущен в узкий круг главных заговорщиков. Его случайные появления на поле антигитлеровских интриг будут описаны в следующей главе.

Чиновничья карьера Гёрделера закончилась в 1936 году вскоре после того, как он был назначен бургомистром Лейпцига на очередной двенадцатилетний срок. Нацисты оказывали ему достаточно сильное противодействие, и, возможно, он не был бы переназначен, если бы не тот факт, что им не хотелось раздувать проблему накануне проведения в Берлине Олимпийских игр. Тем не менее бургомистром он пробыл лишь недолгое время. Нацистская партия настаивала на сносе памятника немецкому композитору, еврею по национальности, Мендельсону, который главные годы своей жизни провел в Лейпциге. Гёрделер отказал. Но во время его отсутствия в городе нацистские штурмовики все же убрали памятник. Когда Гёрделер по возвращении узнал об этом, он сразу же подал в отставку. Вполне возможно, что этот инцидент стал поворотной точкой в его карьере. С этого момента и до самой смерти он посвятил себя свержению нацистского режима.

В 1937 году Гёрделер посетил Соединенные Штаты и Англию. Он приехал в Америку, чтобы предупредить о намерениях нацистов и понять, может ли антинацистское движение в Германии рассчитывать на какую-то поддержку. В Вашингтоне он встречался с рядом правительственных чиновников, известными общественными деятелями и наиболее видными немецкими беженцами. Гёрделер пытался убедить народ этой страны, так же как и народ Англии, что в Германии есть противники нацизма.

Во время своего пребывания там он написал политическое завещание, которое предполагалось опубликовать только с его согласия или в случае его смерти. Гёрделер хорошо понимал, что, возможно, его дни сочтены. Завещание представляет собой обвинительный акт в отношении действий, политики и намерений нацистов и заканчивается анализом причин, которые, по мнению Гёрделера, вынудят нацистов «повернуть против самой христианской веры, если они хотят остаться у власти. Борьба с отдельными церквями является лишь подготовкой и прикрытием для настоящей борьбы. И это будет борьба против христианства как такового».

Несмотря на то что Гёрделер сознавал опасность нацизма, он сильно преувеличивал численность и влияние противостоящих ему незначительных антинацистских сил Германии. В силу присущего ему по характеру оптимизма Гёрделер часто принимал планы за реальность, а намерения за свершившиеся факты. Будучи революционером, он, вероятно по наивности, слишком полагался на способность других людей к действиям. Как и генерал Бек, он надеялся и верил, что немецкий народ придет в себя прежде, чем будет слишком поздно. Вместе с тем Гёрделер был одним из немногих немцев, имевших зарубежные связи, видевших, на что направлена внешняя и внутренняя политика Германии, и имевших достаточно мужества, чтобы говорить об этом честно и открыто.

Гёрделера часто называют реакционером-романтиком, но его большое личное мужество и непоколебимое неприятие нацизма после 1936 года не вызывают сомнений. Он часто выглядел бесстрашным и неосторожным, навлекая на самого себя подозрения гестапо. Когда один генерал, которого Гёрделер пытался убедить, воспротивился на том основании, что Гёрделеру легко подталкивать других к действиям, за которые ему не придется платить, тот, по рассказам, тут же написал обвинение нацизму и призыв сбросить этот режим и вручил его генералу. «Я хочу, чтобы вы знали, — сказал он, — что я готов взять на себя всю полноту личной ответственности за свои действия и в этой борьбе рисковать своей жизнью». Гёрделер так и сделал, за что заплатил самую высокую цену.

В нацистской Германии телефоны прослушивались, почта просматривалась, и в каждом слуге, водителе такси и посыльном подозревали возможного нацистского агента. Все главные участники заговора в разговорах и в письмах пользовались кодовыми именами. Места встреч постоянно менялись. Обычно собрания организовывали в домах тех членов заговора, которые считались вызывавшими наименьшее подозрение у властей. В числе таких мест был дом профессора Йенсена в Берлин-Далеме, дом Йоханнеса Попица в том же пригороде и дом доктора Сигизмунда Лаутера, врача-католика, возглавлявшего крупный берлинский госпиталь Святой Гертруды. Считалось, что доктор, постоянно принимающий пациентов, — это отличное прикрытие. Когда к заговору примкнул заместитель начальника резервной армии генерал Ольбрихт, стали часто использовать его помещения в военном министерстве на Бендлерштрассе в Берлине. Встречи никогда не проводились без крайней необходимости.

Со временем круг заговорщиков расширился и, как в других подпольных движениях, стал применяться принцип «ячеек». Каждый вновь примкнувший знал имена лишь нескольких других заговорщиков. В Третьем рейхе невозможно было полагаться даже на самых благонамеренных, поскольку мало кто мог выдержать гестаповские методы получения информации. И даже самая маленькая и незначительная ячейка не была застрахована от проникновения гестапо.

Внутренний круг постепенно расширился. Генерал Бек привлек других армейских офицеров, своих друзей и бывших коллег по Генеральному штабу. Гёрделер нашел союзников в деловых кругах, а завод Боша в Штутгарте обеспечил ему деловое «прикрытие» для поездок внутри Германии и за рубежом. Хассель привел ряд крупных чиновников министерства иностранных дел, включая последнего посла в Москве графа Вернера фон Шуленбурга. Попиц заручился поддержкой Альбрехта Хаусхофера, сына гитлеровского геополитика, который сам являлся преподавателем геополитики в Берлине. Привлечены были и такие умеренные консерваторы, как барон Карл Людвиг фон Гуттенберг, редактор хорошо известного католического издания Weisse Blatter и Макс Хаберман, одно время возглавлявший профсоюз «белых воротничков». Также к нему примкнули некоторые бывшие центристы и друзья канцлера Брюнинга, включая Пауля Лежен-Юнга, доктора Йозефа Бирмера и Андреаса Гермеса.

Люди из ближнего круга занимались в основном планированием. Но план нужно было исполнить, и в полицейском государстве Гитлера для этого требовалась помощь военных.

Глава 4. Генералы до