Интересно, куда побрел Пинг? Очень ли он обиделся? Можно, вообще говоря, пригласить бездомного в гости, поразмышляли бы вместе. Вава раздвинул створки, высунул морду и огляделся по сторонам — направо, налево… Пинга и след простыл. Берег тих и пустынен. У Вавы сердце защемило от одиночества. Он выполз из домика. Хлоп! Створки сомкнулись. Варан пополз по берегу. Он попытался позвать:

«Пингвин Пииинг!», но вместо зычного крика вышел слабенький сип: «Пнгвинщщщк…»

Никто не откликнулся. Ровно шумело море; остров, раскаленный от солнца, как будто оцепенел. С рифов изредка доносились отголоски Горестных Песен. Порой к ним примешивалось какое-то покряхтывание — Вава особенно не прислушивался. Он усердно искал друга. Дважды пробежал пляж от одного края до другого и наконец взобрался на гору.

Наверху все было тихо и мирно, но Пинга и здесь не оказалось. Профессор, склонясь над столом, неутомимо скрипел пером по бумаге. Вава не мог выносить этот скрип — по спине у него побежали мурашки. Кляксика тоже не было видно. Должно быть, он сейчас качается на какой-нибудь макушке дерева и уютно болтает с Шушем.

Из детской донеслось уютное похрюкивание. Любопытный Вава скользнул вверх по стене и незаметно притаился на подоконнике. Внутри царил полумрак. Урмель, свернувшись клубком, лежал на кровати. Хрюква качалась в кресле-качалке. Она рассказывала своему воспитаннику «Сказку про бедную Сфеклу, у которой не было деток». Урмель слушал, жмурился и блаженно урчал.

— Жила-была бедная свинка по имени Сфекла… — повествовала Хрюква. — Жила она одна-одинешенька. Никогошеньки на всем белом свете. А Сфекла была красавица-раскрасавица. Щечки как марципан… уфф!.. Глазки мечтательные, как у принцессы, хвостик крючком — не хвостик, а загляденье!.. Уфф! Но она была очень несчастна, потому что у нее не было деток. Хотя ей очень хотелось.

— А па-па-пачему у нее не было деток? Она была непослушная? — полюбопытствовал Урмель.

— Тихо! — цыкнула Хрюква. И продолжала:

— И вот однажды пошла она в темный лес, чтобы там умереть. Уж очень ей стало грустно. Вдруг видит: лежит на зеленой кочке яичко. А Сфекле очень кушать хотелось. Дай-ка, думает, скушаю это яичко…

— Не па-па-панимаю, — забурчал Урмель. — Зачем же кушать? Она же пошла умирать!

— Тихо, кому сказала! — гневно вскричала Хрюква. И продолжала:

— И вот тянется Сфекла к яичку — и вдруг слышит тоненький голос Свинской Феи, которая притаилась в розовом кусте. Уфф… И прохрюкала Фея серебряным голоском: «Отнеси-ка ты, милая, яичко домой, сядь на него да погрей хорошенько!» Удивилась, конечно, бедная Сфекла. Но сделала все, как ей было велено. Принесла яичко домой, уселась на него и…

— А яичко — хрясь! — захихикал Урмель.

— Глупыш! — вздохнула Хрюква. — Зачем же Сфекле давить яичко?

Вава проворно сбежал вниз по стене. Он уже примерно знал, чем закончится сказка о бедной Сфекле. История не показалась ему занимательной. Варан еще сильнее затосковал по толковой, умной беседе. Он с новыми силами продолжил поиски — не мог же Пинг провалиться сквозь землю! Вава скользил по лесу, пробегал по корням, шуршал в зарослях папоротника. И наконец очутился в каком-то совсем незнакомом месте, куда лапа его никогда еще не ступала. Он почти обогнул подножие Высполпу.

Внезапно чуткое варанье ухо уловило странные, еле слышные звуки, доносившиеся как будто из самой толщи горы. Они походили то ли на гудение ветра, то ли на пение флейточек. Вава поднял голову и прислушался. Не в силах справиться с любопытством, он подобрался поближе — и вдруг перед ним открылся лаз, черный-пречерный тоннель, уходящий в самую глубь горы. Интересно, куда он ведет?

Вава скользнул вперед. Секунду помедлил — и вот уже кончик вараньего хвоста вильнул и исчез во мраке.

Селифант привык сидеть на рифах в одиночестве. В каменных складках утесов клокотала вода, на волнах качались белые хлопья пены.

Остров был небольшой, даже крошечный, и такой плоский, будто ему спилили верхушку.

Когда из воды вынырнул Пинг, Селифант посмотрел на него с удивлением: гости здесь были редкостью. Суровый каменистый остров не очень-то располагал к визитам.

— Чтооо такооое?.. — пробасил ластоногий. — Опять айсберг? Опять рабооотать?

— Вовсе нет! — крякнул Пинг. — Просто я подумал, вдруг ты соскучился. Вдруг тебе хочется поболтать с другом!

— Да ну? — пробурчал Селифант. — Но у тебя же на ооострове друзей полным-полнооо…

Пинг вскарабкался на каменистую площадку. Рядом с могучим морским слоном он казался карликом.

— Ах… С тех пор как у нас завелся этот зверь, счастливой жизни прифффол конец. И мне очень грустно. Никто меня не понимает. Вот я и приплыл к тебе. Давай петь дуэтом!

— Дуэтом?.. — в глазах Селифанта блеснула слеза. — Неплохааая идея — петь дуэтом…

— Идея прекрасная!.. — вздохнул пингвин.

И вскоре они затянули надрывную моряцкую песню:

А между тем на синем небе не было видно ни облачка. Должно быть, поэтому вертолет Тютюнету Первого, летевший над Океаном, гудел так ровно. Тютюнету небрежно придерживал штурвал; пробковый шлем съехал набекрень; заряженное ружье лежало на коленях. Король что-то тихонько насвистывал себе под нос.

На соседнем сиденье дремал, прикрыв глаза, маленький паж. Солнце палило сквозь стеклянный купол кабины. Вверху голубел небосвод, внизу синела морская даль. Сим зевнул:

— Уэээээыыыыыыы… Вашвелич? Далеко еще до этого знаменитого острова, где обитает страшное чудище?

— Погляди, что там, на горизонте. Кажется, мы вот-вот будем на месте.

Сим лениво поднес к глазам бинокль.

— Вода, вода, водица… — вздохнул он. — Одна сплошная вода. Ой, нет!!! Полосочку черную вижу! Может, это суша? Или что-нибудь вроде того?

— Что значит «вроде того»? — спросил Тютюнету.

— «Вроде того» — значит остров, — ответил маленький паж.

Гигантская стрекоза продолжала свой путь. Наконец Сим прокричал:

— Есть!!! Вижу остров с горой!