Глаза Ранулфа весело блеснули.

– И что же случилось? Надеюсь, ты побежала за матерью?

– Нет. Я умирала со смеху, и мне было просто не до этого. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался мой отец, вопя, что не позволит мне оставаться наедине с мужчиной. Но, немного опомнившись, он узрел, что старик лежит лицом вниз в мыльной луже, над его лысой головой кружит ястреб, а щенок устроился на его тощей заднице, виляя хвостом и держа в зубах поломанное красное перо.

Ранулф невольно рассмеялся, представив эту сцену:

– Так и вижу его!

– Он визжал, что на него напали демоны, сотни демонов. Теперь смеялись они оба.

– Уверен, что твой смех отнюдь не улучшил настроения бедняги. Отец, конечно, заставил тебя извиниться?

– Вовсе нет! – засмеялась она. – Он молча отнес меня в мою комнату.

– Отнес? – удивился Ранулф, вытирая слезы.

– Нуда, – выдавила Лайонин, снова разразившись смехом. – Меня так разбирало, что я свалилась на пол: ноги не держали.

Мелита тихо приоткрыла дверь и увидела странную картину: мокрую Лайонин и почти голого Ранулфа, плачущего от смеха. Но Лайонин услышала легкий скрип и, подняв глаза, увидела улыбавшуюся мать.

– Я рассказывала о старом рыцаре с огромным красным пером, – пояснила она.

Мелита подошла ближе. Уголки ее губ подозрительно подергивались.

–Дочь не знает конца истории. После того как отец отнес ее в спальню, – продолжала она, с притворным упреком глядя на Лайонин, – старый рыцарь не пожелал ни на минуту оставаться в Лоренкорте, поэтому мы с Уильямом помогли ему собрать вещи и оседлать коня. И все это время мы не смели взглянуть друг на друга или упомянуть о случившемся. Но едва бедняга уселся на коня, тесемка его штанов снова лопнула, и они сползли до щиколоток. Мы с Уильямом хохотали еще громче нашей невоспитанной дочери. Рыцарь умчался, захлебываясь от злости и визжа, что, когда приедет в Лондон, пожалуется на нас королю. Больше мы ничего о нем не слышали.

Такой конец вызвал новые взрывы смеха, и все трое не успокоились, пока не заболели бока. Но тут Мелита напомнила, что пора идти ужинать и гостю следовало бы одеться.

Снова облаченный в идеально сидевшие на нем шоссы, тунику и плащ, Ранулф собрался уходить. Но Мелита ушла раньше, чтобы найти слуг, и он на несколько секунд остался с Лайонин.

– Я никогда еще так не наслаждался ванной, как сегодня. И, по-моему, в жизни так не смеялся. Спасибо, – прошептал он, глядя в блестящие от слез глаза, и неожиданно представил ее в Мальвуазене. Идея очень ему понравилась.

На ужин подавали блюда полегче: супы и рагу, подогретый в печи хлеб, цукаты в меду и специях и сыры. Странствующий музыкант, нанятый Уильямом, наконец прибыл в замок, и за едой все молчали, слушая длинные баллады о древних рыцарях, Робин Гуде и дворе короля Артура. Под конец он даже сочинил песню в честь красоты Лайонин и спел ее с неподдельным энтузиазмом, ибо баронские дочери, как правило, были далеко не такими хорошенькими, однако обычай требовал восхвалять незамужних молодых женщин.

Ранулф вспомнил песни менестрелей в честь Изабель, производившие сильное впечатление на шестнадцатилетнего мальчишку. Случайно взглянув на Лайонин, он увидел, что она улыбается музыканту. В приступе ревности он едва не выхватил у менестреля лютню, чтобы самому спеть песню Лайонин, но вовремя опомнился, подумав, что для этого еще будет время.

Улыбка, которая на этот раз предназначалась ему, согрела Ранулфа, и он охотно вернул ее.

После ужина столы отодвинули к стенам. На дворе было уже темно, и в замке становилось холоднее. Ранулф не хотел, чтобы вечер кончался, словно боялся проснуться и обнаружить, что это всего лишь сон.

Но Лайонин не питала подобных страхов, потому что с нетерпением ждала повторения сегодняшнего дня. Пожелав родителям и гостям спокойной ночи, она поднялась по винтовой лестнице в свою комнату. Тут явилась Люси и, не дав ей открыть дверь, затеяла спор. Женщины не слышали, как к ним приблизился Ранулф.

– Я могу чем-то помочь?

Лайонин бросила на него полный отчаяния взгляд.

– Сестра Люси, та, что живет в деревне, заболела, но Люси боится оставить меня хотя бы на одну ночь. Я объясняла, что в окружении стольких храбрых рыцарей со мной ничего не случится.

Ранулф взял пухлую руку женщины и поцеловал.

– Вам будет легче, если я поклянусь защищать даму ценой собственной жизни?

Люси фыркнула, но почтительное обращение Ранулфа возымело свое действие. Подумать только: сам граф соизволил поцеловать руку простой служанки!

– А кто, позвольте спросить, защитит миледи от красивых молодых джентльменов вроде вас? – все же запротестовала она.

– Люси! – одернула ее Лайонин.

Ранулф низко поклонился кругленькой пожилой женщине:

– Я слышал, леди Лайонин держит у себя в комнате свирепых собак и злобного ястреба, которые, как стая демонов, нападут на любого, кто посмеет без спросу войти в ее спальню.

Люси, хорошо знавшая всю историю, не смогла удержаться от смеха.

– Вы как из одного теста вылеплены. Словно дети! Тогда я ухожу и… – Она патетически воздела руки к небу. – И надеюсь, мне не придется об этом пожалеть.

Ранулф и Лайонин долго смотрели, как она, переваливаясь и что-то бормоча себе под нос, идет по коридору. Оба неловко молчали, не зная, что делать дальше.

– Н-надеюсь, вам понравится ваша комната и вы будете всем довольны, – пробормотала наконец Лайонин.

Ранулф осторожно провел пальцем по ее щеке.

– Я крайне доволен и Лоренкортом, и всем, что в нем есть, – сказал он, прекрасно сознавая, что не может стоять так близко к ней в темном коридоре, не заключив ее в объятия. Поэтому он коротко пожелал ей спокойной ночи и ушел.

Лайонин закрыла за собой дверь и стала раздеваться. Как хорошо чувствовать себя одинокой и свободной, без постоянного надзора Люси!

Встав перед огнем в одной камизе, она вспоминала события сегодняшнего дня: смех, улыбки, шуточное состязание в беге, историю, рассказанную ей, его смущенный румянец… поцелуй и купание…

Неожиданно ей стало очень жарко, и она поспешно отошла от очага.

Он сказал, что не может остаться еще на два дня, и она с тоской ждала минуты его отъезда.

Девушка взобралась на высокую кровать, укрылась толстым шерстяным одеялом и заснула крепким сном уставшего человека.

А Ранулф в это время мерил шагами маленькую комнатку, бесшумно ступая по тростниковым подстилкам. Прошло пятнадцать лет с того дня, как он лежал в комнате родителей девушки и мечтал о счастливой жизни. Но с тех пор он сильно изменился и уверил себя в невозможности исполнения мечты. В его окружении было очень мало счастливых браков, и он давно потерял надежду на то, что ему повезет. Король Эдуард требовал от него жениться на кастильской принцессе, очень богатой и уродливой. И Ранулф почти смирился с этой участью. Но теперь он встретил Лайонин.