погоня привела Вэла на рыночную площадь, где за кучей людей запросто мог спрятаться кто угодно. Он внимательно вглядывался в лица прохожих, смешавшись с толпой. Чародей, по всей видимости, поступил так же. Преследование превратилось в игру, где один неверный шаг приведет к проигрышу.

Вэл кружил среди жителей, пока его кто-то сильно не толкнул в спину. Толчок оказался чересчур сильным для худосочного мага. Следопыт полетел в лавку с фруктами, но успел оторвать кусок ткани от плаща незнакомца в попытке схватить его. Вэл врезался в торговца и снес собой все, что тот с таким усердием расставлял. Он распластался на земли среди обломков и раздавленных фруктов.

«Проклятье!», — выругался Вэл, смахивая со лба сладкую жижу. Он еще раз вдохнул запах и убедился: чародей — женщина.

* * *

Прогулка до имперских казематов выдалась не из простых. Дождь лил, как из ведра, гвардейцы так и норовили лишний раз пнуть или задеть Неаса. Теперь он понимал бедняг в кандалах.

Неас плелся за ферксийцем, не замечая луж и грязевого месива под ногами. Да и кто бы разрешил ему обойти слякоть. Солдаты улыбались от того, как пленник спотыкается, как подошвы мнут слякоть и ледяная вода просачивается в ботинки. Неас продрог до костей.

Конрад выглядел так, словно вернулся с охоты, а мальчишка — ценный трофей, намек, что от чудовищного правосудия империи не защитит ни возраст, ни положение. Люди, в чьих глазах читалось сочувствие и тревога, выглядывали из окон, чтобы пожелать Неасу удачи. Жители украдкой молились богам, прижимая к груди деревянное око Фервуса. Таков обычай.

Доковыляв до площади, взору Неаса открылось два здания: дом совета, где засели ферксийцы и «Мучильня» — тюрьма для смертников. Из нее редко выпускали, а еще реже оставляли в живых после пыток и допросов.

Неас впервые проходил сквозь ворота имперской тюрьмы: массивные чугунные створки украшал символ империи — когти хищной птицы с зажатым сердцем. Высокие стены из черного как агат камня не давали ни малейшей возможности сбежать: толщина — не меньше дворцовых укреплений, на верхушке ряд острых стальных игл. Сам внутренний двор казался огромной казармой с сотней воинов, готовых подавить любой мятеж. Конрада и его охрану встречали вооруженные до зубов охранники.

— Скоро увидимся, Неас, — промурлыкал офицер.

По приказу капитана, стражники сопроводили пленника до самой камеры и бесцеремонно втолкнули внутрь, где ему предстояло провести целую ночь. У него отобрали все, кроме штанов. Уже через час Неас свернулся калачиком, дрожа от ледяного ветра, который пронизывал камеру сквозь щели между камнями. Голые ступни успели посинеть, ресницы заиндевели, посиневшие губы шептали слова Вэла:

— В-ветер т-твой друг, з-земля т-воя подруга, небо т-твои глаза…

Неас сражался с холодом много часов, пока громкий голос не произнес: «Встать!». Скорее всего, утро уже успело наступить, а он этого и не заметил из-за постоянно мрака в ферксийских казематах. Толстый надзиратель открыл ржавую дверцу камеры и жестом приказал выметаться. Парочка знакомых стражников прижали Неаса к стенке и крепко связали запястья. От солдат разило потом. Щетина и прыщи покрывали красные озлобленные лица.

— А теперь двигай, — сказал стражник. — И без шуток.

Неас зашаркал по мрачным коридорам тюрьмы, которая для многих жителей стала вторым домом или могилой. Тусклый свет факелов едва-едва освещал широкие проходы каменного лабиринта.

— Стойте! Нет-нет-нет! Не надо! А-а-а-а! — услышал Неас из-за закрытой двери. Хоть и замерз, но слышать вопли умирающих людей — хуже любой пытки.

— Я все скажу! Хватит… — рыдал мужчина справа.

— Ненавижу! Ненавижу вас, ублюдки! Горите в преисподней! — раздались приглушенные крики слева.

— Это все она, проклятая стерва! — рычал старик.

— Не убивайте, умоляю, — стонала женщина.

Люди вопили со всех сторон как в пристанище для умалишенных.

«Остановитесь, хватит! Хватит!». Неас успел позабыть о жутком холоде, проходя мимо камер с пленниками. В голове звучал хор из криков и воплей, зубы мальчика выбивали дробь от страха. Его затрясло от ужаса, когда на стенах замелькали алые разводы. «О, Создатель*, меня не должно здесь быть!». По неосторожности Неас наступил в темно-красную лужу и обомлел. Ему показалось, что он постарел на добрый десяток лет за одну ночь в ледяной камере.

— Пошевеливайся. — Наконечник копья прыщавого стражника уколол мальчика в спину. — У нас обед скоро, — добавил второй. — И постарайся не откинуться. Не хочу возиться с трупами.

Вскоре стражники довели Неаса до длинной лестницы. Мальчик глядел в темноту. Вдруг на самом верху понемногу начали отворяться стальные двери. Яркий дневной свет ударил ему в глаза. На секунду Неас зажмурился.

— Двигай наверх, — рыкнул ферксиец.

Мальчик поднялся по мерзлым ступеням и оторопел. Перед ним открылся вид на широкую арену. Стражники сняли с него путы и вытолкнули с прохода. Двери за Неасом со скрежетом закрылись. Глаза тотчас лихорадочно забегали по зрителям и ферксийским офицерам. Те удобно расселись в роскошной ложе. В ложе Неас заметил Конрада с гроздью винограда. Остальных он не знал, однако все находились в приподнятом настроении: что-то обсуждали, смеялись, пили.

Посреди арены возвышались два столба, около них стоял амбал в черном колпаке. Палач поманил Неаса к себе. Под свист ветра мальчик нерешительно подошел ближе, ему было страшно: сердце выпрыгивало из груди, синие губы пересохли от волнения, колени едва не подогнулись от одной мысли, что его сейчас привяжут к высоким столбам.

Неас послушно встал между ними и поднял руки; палач закрепил цепи на запястьях. «Ветер твой друг, земля твоя подруга, небо твои глаза», — из раза в раз повторял он мантру.

Закончив приготовления, палач кивнул офицерам. Он вытащил из кармана деревяшку, обтянутую кожей, и поднес ее к губам Неаса.

— Открой рот, мальчик, и крепко сожми в зубах.

Неас сглотнул большой комок в горле и крепко стиснул странный предмет. Деревяшка жутко воняла тухлятиной.

Он дрожал и слушал, как палач разматывает плеть, как свинцовые шарики пугающе громко бьются друг об друга.

— Начинай! — прозвучал громкий голос Конрада. Капитан опустил в рот крупную ягоду и равнодушно махнул рукой.

Палач замахнулся и нанес первый удар по голой спине. Резкая боль скрутила все внутренности, удар, казалось, разрезал всю спину, словно клинок. Шарики врезались в гладкую кожу и оставили десятки синяков. Кости затрещали от поцелуя с металлом. Неас выгнулся, но деревяшку изо рта не выпустил. Он все еще стоял на своих двоих.

— Один! — прохрипел палач и снова нанес удар.

Второй взмах оставил еще одну кровавую полосу.

«О Фервус,…»

Слезы скопились в уголках глаз Неаса; он вгрызся в кожаную прокладку кляпа, с трудом сдержав стон. Ноги предательски подкосились.

— Два!