– И еще она требовательная очень, – вырывается неожиданно для самого себя.

– В каком смысле?

– Любит, чтобы обязательно свечи, музыка…

– Ну, это все они любят…

– Да, но не просто свечи, а чтобы непременно ароматизированные… Причем обязательно из натуральных ингредиентов – соевого и пальмового воска. Две тыщи за штуку.

– Похоже, девушка с запросами… Анька попроще, конечно. Я обычно в хозяйственном покупал, что-то рублей по десять… И ничего. Но у вас, ясная поляна, столица… Откуда это, вообще, пошло?

– Что?

– Ну, свечи те же…

– С Древнего Востока, думаю. Жрецы возжигали разные благовония в честь богов.

– Ну, знаешь… В Древнем Риме, например, все подтирались палкой с приделанной к ней губкой. Стояла в ведре с соленой водой. Одна на всех. И что теперь? А в средневековой Европе вытирали жопу сеном, соломой, травой. Тоже, между прочим, натуральные продукты!

– Гаргантюа подтирался молодым пушистым гусенком, если помнишь.

– Вот тоже, по-моему, очень романтично! Черт знает что! Насмотрелись дурацких фильмов. Вот раньше такого не было.

– Когда это раньше?

– Ну, при совке! Набросил тряпочку какую-нибудь на абажур и вперед – никаких вопросов! Никто про свечки даже не заикался! Ну, и что? Я тебя перебил, кажется…

– Вот в последний раз – свечи зажег ароматизированные (по две тыщи за штуку) с маслом чайного дерева и еще чего-то цитрусового, музыку поставил, легли… Только я к ней – говорит: «Музыка какая-то слишком быстрая…» Пришлось вставать, искать другой диск. Включаю, снова ложусь, только к ней – говорит: «Это что, блюз? Я под блюз не могу, извини…»

– Не спросил – почему?

– Нет. Какая разница?

– Нет, ну, чем блюз-то не подходит? Я понимаю, там, кантри, диксиленд или какие-нибудь тирольские переливы, а блюз-то почему не подходит?

– Ну, если не может человек под блюз? Короче… Опять же встаю, ищу подходящий диск. Ставлю Леонарда Коэна. Леонард Коэн, думаю, идеально должен подойти – медленный, он даже не поет, а так, речитативом напевает…

– Ну да.

– Красивый такой голос, хрипловатый, интимный. Ну, то что надо, в общем…

– Коэн на такой случай – просто супер. Я всегда ставлю. Под Коэна трахаться первое дело.

– И я так думал.

– И что?

– Только я к ней – она вроде бы ничего…

– Ну вот!

– Целуемся, все такое, и вдруг отстраняется и говорит: «Слушай, он же про демократию поет! Ты не мог бы что-нибудь другое поставить, чтобы не про демократию, а про любовь?»

– Что, так и не пое…ся?

– Да ну тебя.

– Нет, меня это бесит, правда. Такие все эстетки! Свечи, шампанское, музыка… Меня же никто ни разу не спросил: хочу ли я под музыку? А меня, между прочим, музыка отвлекает…

– Правда?

– Буду я тебе врать!

– Может, тебе к урологу сходить? Вдруг это простатит или не дай бог аденома?..

– Чего? – вспыхивает. – При чем тут аденома? И что я ему скажу: доктор, у меня под музыку не встает?

– Может, это симптом!

– Глупости! Просто я десять лет, если помнишь, отучился в музыкальной школе. Не могу я музыку воспринимать как фон. Так что либо сексом заниматься, либо музыку слушать.

– Как все непросто…

– Да просто все на самом деле, нечего выпендриваться!

– А кто выпендривается?

– Ну, эта твоя Оля! Да все они!

– Ладно тебе, – успокаиваю – не на шутку, смотрю, разошелся.

– Нет, ну ты у нее спроси при случае: зачем ей музыка в постели? Так, ради интереса.

– Да я спрашивал…

– Да? – Поднимает брови. – И что?

– Ничего, говорит, помогает не отвлекаться на посторонние звуки.

– Что еще у вас там за звуки?

– Ну, диван, к примеру, может скрипеть…

– Большое дело! Купи новый.

– Или вся эта физиология… она же разными чмоками… хлюпами сопровождается…

– Господи, куда мы катимся, Илюха?..

Отворачивается, громко сопит. Изучаю его профиль – глаз колет щетина. Мне не удается так равномерно и быстро зарастать. Бреюсь в лучшем случае через день. А тут у человека столько тестостерона, аж, наружу прет… Насмотревшись в окно, взъерошив копну неопределенного цвета волос, вздыхает:

– Знаешь, что самое неприятное?

– Что?

– Я могу представить себе все свои будущие радости. Все… И от этого мне как-то грустно.

– Еще по одной? – предлагаю.

– Никаких противопоказаний. – Придвигает свою рюмку.

Бутылка текилы пуста – отошла первая ступень. Опустилась под стол, будто рухнула в бездну Тихого океана, и мы забыли о ней навсегда. Люди невероятно высокомерны и в той же степени эгоистичны. Они даже не задумываются о том, что в этот момент в точке падения могут проплывать киты или стая дельфинов… Людям наплевать. ЦУП радостно докладывает о том, что космический корабль выведен на околоземную орбиту, и никого не гнетет судьба китов и дельфинов… Никого! Вот о чем я хочу ему рассказать! Вот о чем мы еще не поговорили!

– Ученые из разных стран, – начинаю издалека, – давно ломают голову над тем, что заставляет морских млекопитающих выбрасываться на берег.

Перестает сопеть, смотрит на меня удивленно:

– И что их заставляет?

– По одной из версий, к этому приводит загрязнение воды в зоне, где они обитают, по другой – на китов так иногда влияют фазы луны и магнитные бури. А не так давно британские исследователи установили, что чаще всего морские животные совершают самоубийство после военных учений, так как их дезориентируют сигналы, посылаемые эхолотами кораблей.

– Эхолотами? – уточняет.

– Да.

– Я вот вспомнил, как-то читал, что если скорпиона обложить горящими углями, то он вонзит себе в спину жало и умрет от собственного яда. Не знаю, правда это или нет.

– Я тоже.

Кухню немного покачивает. Но в целом все системы работают нормально, экипаж чувствует себя хорошо.

– Доставай свою ростовскую!

– О! – восклицает, радостно отвинчивая пробку. – Вот, попробуй нашей-то! – Сцеживает бесцветную патриотическую жидкость в рюмки.

После текилы ростовская бьет по обонянию с изощренной жестокостью. На какое-то время лица наши становятся похожими на морды шарпеев. Все только лишь наметившиеся и лишь приноравливающиеся к нам морщины вдруг накидываются и в мгновение испещряют наши физиономии, пока ростовская опускается по пищеводу.