Девочка села на диван и снова вцепилась в айпад, мне стало понятно: ей все равно, какое имя она сейчас получит.

– Настя! – воскликнула Ирина.

– Только плюнь и попадешь в Анастасию, – снова выразил недовольство Филипп.

Я решила не вмешиваться в беседу и стала пассивным слушателем. Деревянкина предлагала свои варианты. Маргариту Фил отверг из-за ассоциации с романом Булгакова, Арина ему показалась старомодной, так обращались к няне Пушкина, Анжелика вообще не годится никуда, просто деревня, Элеонора звучит напыщенно, Валя-Зина-Катя-Лена – простонародно.

– Да тебе не угодишь, – не выдержала Ира, – все плохо.

– Надюша, – решил парень, – прекрасно звучит – Надежда. Где у нас гример-костюмер?

Я опешила:

– Зачем они?

Дверь в комнату распахнулась, появилась девушка, одной рукой она толкала стойку с одеждой, другой волокла здоровенный чемодан на колесах.

– Всем чудесный вечерок, – пропело новое действующее лицо, – я Соня. Кого замазываем, одеваем?

– Девочку и Виолу, – скомандовал Фил.

– Ваще без проблем, – пообещала Соня, – концепт сообщите!

Фил показал на девочку, старательно тыкавшую пальцем в айпад.

– Надя, крестница Виолы. Писательница угощает ее ужином. Блинами с вареньем или оладьями. Семейная сцена. Умилительная. Дом. Кухня. Готовка. Любовь. Розовые слюни! Чмоки-чмоки.

– Ясно, – кивнула Соня. – Виола, посмотрите на одежонку, какую вы дома будете носить?

Минут через сорок я посмотрела на себя в зеркало и попятилась. Отражение мало походило на то, которое я привыкла видеть. Сейчас у меня были черные-пречерные густые брови, ресницы длиной и толщиной с палец, персиковый румянец, бордовые губы. Одежда тоже впечатляла. Поскольку среди вешалок, которые привезла Соня, не нашлось ничего, чтобы я могла бы использовать дома, стилист сама подобрала наряд, который, по ее мнению, подходил для приготовления трапезы. Сейчас на будущей звезде инстаграма красовались розовые укороченные брюки, щедро усыпанные стразами, голубая футболка, на которой белела надпись на английском. Поскольку я не владею этим языком, то не поняла, что написано у меня на груди, но уточнять у Сони не стала. Понятно же, что для съемок ничего неприличного не принесут. Довершали образ узкие туфли на шпильке и бижутерия: «бриллиантовые» серьги, ожерелье, три браслета. Подвески оказались очень длинными, они били меня по ключицам. Колье камнем повисло на шее, а браслеты меня всегда доводят до нервной почесухи, терпеть не могу, когда что-то по рукам ерзает.

– Роскошно, – зааплодировала Ира, – Софья, вы гений. Сделать красавицу из Виолы…

Деревянкина прервала фразу и натужно закашлялась. Мне стало смешно. Скорей всего начальница пиар-департамента хотела похвалить Соню и закончить фразу так: «…очень трудная, почти невыполнимая задача». Но в процессе речи Ирина сообразила, что в паре писательница – стилист для нее важнее я, и изобразила приступ коклюша.

– Виола, вам нравится? – осведомился Филипп. – Удобно? Комфортно?

Я решила ответить честно:

– Я не ношу туфли на каблуках, вернее, надеваю их только по особым случаям. И бижутерией не пользуюсь, у меня уши не проколоты. Серьги Сони – клипсы.

– Вам все это очень идет, – сказала Ира, – туфли делают вас выше, ноги длиннее кажутся.

– Дома я хожу в тапочках, весь мой вид сейчас – неправда, – пробормотала я.

– А кому в инстаграме нужна правда жизни? – отмахнулась Ирина. – Люди должны видеть прекрасное, стремиться к нему.

Я покосилась на браслеты. На мой взгляд, куски пластмассы, утыканные осколками стекла, вовсе не прекрасны, а ужасны. Но назвался груздем, полезай в кузов.

– Начнем с видео! – потер руки Фил. – Виола стоит у плиты, рядом вертится кошка, входит…

– А где киса? – изумилась я.

– Уно моменто! – воскликнул Филипп. – Ща возникнет.

В ту же секунду дверь открылась и появился толстый мужчина с перевозкой. Он поставил контейнер на пол, открыл дверцу и коротко произнес:

– Петя!

Из временного дома вышел роскошный бело-рыже-черный кот и вальяжно сел на пол.

– Какой красивый Петя! – восхитилась я. – Можно его погладить?

– Терпеть не могу, когда меня чужие трогают, – поморщился владелец кота, – брезгливый я.

– Тетя Виола, коты не бывают трехцветными, – сказала девочка, – Петя – хозяин кошки. Ее зовут Клеопатра.

– А-а-а, – протянула я, – спасибо. Не знала, что расцветка связана с полом.

– Есть многое на свете, друг Горацио, что не подвластно нашим мудрецам, – процитировала Шекспира «крестница» и опять уставилась в айпад.

– Начинаем, – хлопнул в ладоши Фил, – камера!

– На месте, – сказал мужской голос.

Я завертела головой, но так и не увидела оператора. Режиссер потер руки.

– Виола, вы красивой походкой идете на кухню, зовете Надю, предлагаете ей на завтрак блинчики, жарите пару штук, кормите ребенка, гладите кошку. Самые обычные бытовые действия, ни малейших трудностей, вы это постоянно делаете.

Детей у меня нет, животных тоже. Готовлю я «прекрасно», вынимаю из коробок то, что купила по дороге домой в ресторане, пытаюсь выложить на блюдо и мигом роняю еду на пол. У меня кривые руки. Но ведь уже прозвучало: правда жизни в инстаграме не нужна, поэтому я просто кивнула.

– Отлично! – обрадовался Филипп. – Тишина. Работаем. Виола! Вперед.

Слегка пошатываясь на каблуках, я добралась до плиты, громко сказала:

– Надо приготовить ужин. Пожарю блинчики.

И замолчала.

– Стоп мотор, – крикнул Фил. – Что не так?

– Забыла, как девочку зовут, – призналась я.

– Надя, – подсказала «крестница».

– Продолжаем, – велел Фил.

– Надежда, иди сюда, – позвала я.

На лице ребенка засияла веселая улыбка, в глазах зажегся огонь, от угрюмости и следа не осталось. Девочка вприпрыжку подбежала ко мне и начала дергать за футболку:

– Крестная! Есть хочу! Что у нас на ужин?

Я посмотрела в лицо девочки. Ее глаза светились любовью, такой горячей, настоящей, что мне стало не по себе.

– Ну, тетя Арина, – запрыгала малышка, – где блинчики? Мы их сейчас приготовим?

Я опомнилась.

– Конечно. А где тесто?

Надя весело захихикала.

– Тетечка Ариночка, обожаю тебя. Моя крестная самая суперская и прикольная на свете. Только ты могла задать вопрос про тесто! Ха-ха-ха. Его же сделать надо!