более решительным выводам на этот счет пришел кандидат исторических наук Ю. Орлов, изучающий деятельность Зорге-журналиста: «В своих корреспонденциях, — пишет он, — Зорге рассказывал о событиях, которые оказались прологом ко второй мировой войне. В них нашло свое отражение то, что внутренне переживал, но не мог открыто высказать Зорге: его ненависть к войне и фашизму. И хотя основным в деятельности Зорге была разведывательная работа, но и как журналист он оставался борцом за то великое дело, за которое отдал жизнь».

Марка «Франкфуртер цейтунг» обеспечивала ему твердое положение в обществе, но не избавляла от многих неприятностей, с которыми, впрочем, сталкивался любой иностранец, попавший в Токио.

Условия, в которых пришлось работать в Японии, Зорге описал в одном из своих донесений: «Трудность обстановки здесь состоит в том, что вообще не существует безопасности. Ни в какое время дня и ночи вы не гарантированы от полицейского вмешательства. В этом чрезвычайная трудность работы в данной стране, в этом причина того, что эта работа так напрягает и изнуряет».

Однажды в Токио приехал любящий путешествовать известный немецкий писатель Фридрих Зибург. Он попросил Зорге сопровождать его в поездках по Японии. Позже Зибург писал в своем очерке:

«В тех двух или трех поездках в провинцию, которые совершили мы с Зорге, было много полицейских в униформе и в штатском, находившихся вблизи, контролировавших нас, втягивавших в разговоры чуть ли не насильно… В большинстве это были те вопиюще незаметные молодые люди, которые всегда с удовольствием принимали мои визитные карточки. Их я в первые же дни после приезда по настоятельному совету Зорге заказал в японской типографии. Служащий тайной полиции изучал обычно визитную карточку так, будто это стоящий документ, кивал довольный и исключительно вежливо просил разрешить ему задержать эту карточку… Мы с Зорге… ездили в Киото, в Нару и Ямаду, где осматривали священные гробницы. В поездах все время появлялись личности, которые заговаривали с нами на ломаном английском или немецком и просили наши визитные карточки. На вокзале в Ямаде нас остановила целая группа одетых в униформу полицейских; кланяясь и втягивая в себя воздух, они сфотографировали нас…»

Зибург посмеивается и удивляется на каждом шагу. Зорге относится к слежке за собой вполне серьезно. Он не удивляется.

Еще 7 января 1934 года Зорге сообщил в Москву: «Я особенно не боюсь больше постоянного и разнообразного наблюдения и надзора за мной. Полагаю, что знаю каждого в отдельности шпика и применяющиеся каждым из них методы. Думаю, что я их всех уже стал водить за нос».

Перед Рихардом Зорге стояла задача — «глубокое врастание в немецкие круги». Этими «кругами» было прежде всего германское посольство в Токио. Спустя какое-то время его сотрудники стали считать за честь принимать у себя известного журналиста. Из многочисленных знакомств, завязанных Зорге, наиболее перспективным оказалось знакомство с Эйгеном Оттом.

Полковник Отт приехал в Токио осенью 1933 года военным наблюдателем. Он должен был изучить политическую обстановку и к весне 1934 года подготовить доклад о результатах работы. Весьма осведомленный, имеющий широкие связи корреспондент «Франкфуртер цейтунг» заинтересовал полковника.

Уехав в Германию с докладом, Отт вернулся оттуда военным атташе. О том, как сложились его дальнейшие отношения с журналистом, можно судить по одному из донесений группы:

«Когда Отт получает интересный материал или собирается сам что-нибудь написать, он приглашает Зорге, знакомит его с материалами. Менее важные материалы он по просьбе Зорге передает ему на дом для ознакомления, более важные секретные материалы Зорге читает у него в кабинете».

29 апреля 1938 года «Франкфуртер цейтунг» сообщила своим читателям, что «новый посол в Токио генерал-майор Отт вручил императору свои верительные грамоты». Это было, пожалуй, самым крупным успехом в выполнении Зорге операции «врастания». Он получил неограниченный доступ к информации из первых рук.

С тех пор они встречались ежедневно. Вместе просматривали по утрам дипломатическую почту, обсуждали текущие проблемы.

Иногда Зорге оставался в посольстве на ночь, чтобы писать за Отта доклады его берлинскому начальству, а утром вновь, стараясь скрыть смертельную усталость, входил к послу в кабинет…

А между тем, если поверить многочисленным писателям, очевидцам и неочевидцам, жизнь его в Токио протекала так:

Из бара «Рейнгольд», где висели полотнища со свастикой, он в обнимку с глубоко декольтированными женщинами перекочевывал в ресторан «Фледермаус», где не было полотнищ со свастикой, но был знаменитый шотландский виски. Приемы и гейши, прогулки на белоснежных яхтах и фотопленки в букетах роз, легкие победы и крепкое вино, неуловимый, вездесущий, таинственный — таким обычно выглядит Зорге под пером зарубежных «популяризаторов».

Это ложь. Никогда не существовало Рихарда Зорге супермена и супершпиона. Рихард Зорге был другим. И в мелочах и в главном.

Вот, скажем, как он сам объясняет секрет своего успеха в Токио:

«Главными причинами, создавшими мое положение в посольстве, были мой большой запас общей информации, мои обширные знания Китая и детальное изучение Японии. Без этого, несомненно, никто из работников посольства не стал бы обсуждать со мной политические вопросы или просить у меня совета по секретным проблемам…»

Или:

«Я очень подробно изучал аграрную проблему, потом переходил к мелкой промышленности, средней и, наконец, тяжелой индустрии. Я, конечно, изучал также общественно-социальное положение японского крестьянина, рабочего и мелкого буржуа».

«Я интересовался также развитием японской культуры с древних времен… Вдобавок к своей библиотеке я пользовался библиотекой посольства, личной библиотекой посла, библиотекой Восточно-азиатского германского общества…»

Достаточно прочесть это, чтобы еще раз усомниться в правдивости образа, созданного «искусством» определенного рода. Портрет получился, мягко говоря, неполным, как если бы художник, сосредоточив весь свой дар на фраке, забыл написать глаза. Существенный пробел!

К середине тридцатых годов в Токио сложилась и начала действовать группа Рихарда Зорге. В нее входили японский журналист и общественный деятель Ходзуми Одзаки, прибывший в Токио незадолго до Зорге, корреспондент французского еженедельника «Ви» и белградской «Политики» Бранко Вукелич, немецкий коммерсант Макс Клаузен и художник Мияги. С Клаузеном и Одзаки Рихард познакомился и подружился еще в Шанхае. С Вукеличем они быстро сошлись, как люди похожей судьбы. Мияги сразу понравился Зорге своей сдержанностью и требовательностью к себе. «Прекрасный парень, — сообщал Зорге в Москву, — самоотверженный коммунист, не задумываясь, отдаст жизнь, если потребуется. Болен чахоткой. Посланный на месяц лечиться, удрал…»

Даже Уиллоуби вынужден отдать должное Зорге и его товарищам и признать, что «все члены группы Зорге работали не для денег, а исключительно ради идеи».

Это были идейно зрелые люди, интернационалисты, видевшие смысл своей жизни в борьбе за мир, предотвращение кровопролития.