Я вытащила «глок» и двинулась к входу в бунгало, где дверная коробка болталась на одном гвозде. Подняв пистолет, я проверила все комнаты, чтобы убедиться, что Суини не спланировал еще какую-нибудь гадость. Но в помещениях за источником взрыва все было в целости, словно ничего и не случилось. Кружка, наполовину заполненная кофе, на кухонном столе. Рядом несколько пустых бутылок из-под пива. Зато комната, которая располагалась по направлению взрыва, лежала в руинах. Повсюду обломки дерева, гипсокартонные стены превратились в труху, теперь рассыпанную по полу.

Как только мое сознание прояснилось, сбросив пелену контузии, я заметила проводки и обломки спускового механизма, остатки которого валялись на выжженном полу. Услышав, как первый патрульный автомобиль с сиреной подлетел к месту происшествия, я сунула пистолет в кобуру и поторопилась к Дэйву. Следом за полицейскими примчалась пожарная машина, а прямо за ней — бригада «скорой помощи». Но вдали завывали еще несколько сирен. Ничто не сможет так быстро вызвать подмогу, как волшебные слова «ранен офицер полиции». Они же самые страшные.

Я стояла над Дэйвом, жалея, что ничего не могу сделать, и чувствовала себя беспомощной, потому что в этой ситуации самое лучшее — не вмешиваться. Ко мне подошел офицер и что-то сказал, но я не услышала. Несколько пожарников склонились над Дэйвом и начали оказывать ему первую помощь. Еще один пожарник взял меня под руку, отвел к крыльцу соседнего бунгало, усадил, а потом натянул резиновые перчатки, которые под дождем казались неестественно светлыми.

Пожарный поднял палец перед моими глазами и начал водить туда-сюда.

— Можете следить за пальцем?

Я кивнула и сказала:

— Я в порядке.

Он вытащил кусок стекла из моей головы и наложил повязку. Я посмотрела на Дэйва, теперь со всех сторон окруженного желтыми куртками пожарников и врачей «скорой помощи». Бунгало оцепили больше десятка полицейских. Я услышала, как один из них вызывает специалиста по обнаружения и обезвреживанию взрывчатых веществ. Вдруг у меня заболела голова, и в ушах застучало так, словно я наконец услышала взрыв. Я посмотрела на бунгало, пытаясь сконцентрироваться на вырванной с корнем двери. Почему-то возникло ощущение, что я должна что-то вспомнить. Но вот что? Но мой мозг забуксовал и никак не мог найти сцепление.

Рядом со мной сел на корточки еще один офицер и заговорил:

— Что вы можете рассказать…

Пожарник тем временем продолжал задавать мне свои вопросы:

— Где-нибудь болит?

Приехало еще несколько машин с мигалками, заполнив воздух сиренами. А я уставилась на дверной проем, пытаясь вспомнить, убежать от водоворота голосов, заполнивших мою голову. Пожарник помог мне подняться и накинул теплоизолирующее одеяло из фольги мне на плечи.

— Возможно, вас контузило и вам нужно наложить швы.

Он повел меня к машине «скорой помощи». И тут меня осенило. Я оглянулась и посмотрела на разлетевшуюся в щепки дверь. Как мог человек, чей опыт преступной деятельности ограничивается подделкой подписей на чеках, изготовить такое изощренное взрывное устройство? Это так же невероятно, как то, что Суини и грабитель, спустивший курок в цветочном магазине, — одно лицо.

Команда пожарников пронесла мимо меня Дэйва к стоящей под парами машине «скорой помощи». В корсете и шине-воротнике. Я посмотрела, как его грузят в «скорую», а потом снова взглянула на бунгало.

Если Суини не мог изготовить бомбу, то для кого она предназначалась? Для нас? Или для него? Одно мне было понятно прямо сейчас: офицеры натягивали желтую ленту, оцепляя место преступления, коричневый ботинок Дэйва лежал на крыльце, словно в ожидании следующего шага, в воздухе витал густой аромат жареного мяса, а дождь смывал тошнотворный запах взрывчатки.

— Если бы Трэйвер не остановился и не крикнул: «Полиция!», а сразу же зашел внутрь, то его убило бы мгновенно, — сказал мне офицер из отряда по обезвреживанию взрывчатых веществ. — Бомба была изготовлена со специфической целью и обладала очень малой зоной поражения. Поскольку Трэйвер оставил дверь открытой и не стал сразу заходить, то эффект от взрыва распространился на большую территорию, чем предполагалось.

Было пять вечера. С момента взрыва прошло семь часов. Дэйв лежал в реанимации с переломом черепа из-за удара дверью, выбитой взрывной волной. Его накачали снотворным, но он пребывал в сознании. Неизвестно, восстановится ли полностью зрение правого глаза, это станет понятно, когда спадет отек. Лечащий врач сказал, что для человека, которого снесла вылетевшая при взрыве дверь, Дэйв отделался легким испугом. А я ответила, что врачу стоит держаться подальше от Вегаса, если он так понимает везение.

У меня в сухом остатке четыре шва на голове, звон в ушах, грязь по всему телу и пропитавшийся кровью ватный тампон в одной ноздре. Кошмар, мучивший мою маму с тех пор, как я стала копом, — не то, что меня убьют, а то, что я потеряю привлекательность и муж меня бросит. Если бы она только понимала, что я была плохой женой задолго до тампона в носу, то наши отношения были бы более гладкими.

Из отделения скорой помощи я позвонила жене Дэйва и сказала, что произошло и что он скоро поправится. Она стала выпытывать подробности, словно пыталась найти прореху в моей истории и выяснить, что я скрываю от нее действительно ужасные новости. Я слышала, как она сдерживает слезы.

— Я думала, что после ухода из патруля он будет в безопасности. Детективов же не должны ранить.

После этого я оставила Лэйси сообщение на автоответчик, что я в порядке — на случай, если она что-то краем уха услышит в новостях.

Мне хотелось лечь и закутаться в уютное одеяло из верблюжьей шерсти, но вместо этого я снова стояла посреди злосчастного бунгало в полиэтиленовых бахилах и разговаривала с детективом Диланом Гаррисоном из отряда по обезвреживанию бомб. Ему тридцать семь, предполагаю, он — гений, обожающий вещи, которые взрываются ночью, днем и в остальное время. Как большинство офицеров отряда по обезвреживанию бомб, Гаррисон нашел там свое прибежище, поскольку больше никуда не вписывался. Он красавчик, хотя, кажется, даже не догадывается об этом. На самом деле внешность иногда тяготит его, он практически стыдится своей привлекательности. Гаррисон расхаживал по комнате как олень, которого выслеживает охотник, — каждый свой шаг он тщательно просчитывал, чтобы привлечь к себе как можно меньше внимания и не вызвать подозрений. Обладатель светлых волос, зеленых глаз и худощавого, но сильного тела, к которому относился так, словно это было чье-то чужое тело, в котором он был заточен лишь на время. В моменты нелюбви к своему телу он напоминал мне многих знакомых женщин.

Хотя в его личном деле не имелось никаких специальных отметок, мне казалось, что он в свое время получил серьезную физическую или психическую травму, или и то, и другое. Под внешней привлекательностью Гаррисон скрывал душевную боль. И бог знает что еще он скрывал, работая с взрывными устройствами.

Я подошла к двери, где в момент взрыва находился Трэйвер, и оглянулась. Все стены и пол испещрены малюсенькими кружочками, нарисованными маркерами, которыми эксперты пометили фрагменты взрывного устройства. Я посмотрела на Гаррисона и вдруг поняла, что я не помню, что он только что сказал.